Расплата
Шрифт:
Он перебирал вещи быстро, но методично, не разбрасывал их, а аккуратно клал на место. У него не было ни определенной цели, ни продуманного плана. Если понадобится, он придет сюда в другой раз, а сейчас важно только узнать как можно больше об этом человеке, не оставив никаких следов своего визита.
Верхние ящики комода был заполнены в основном одеждой. Рубашки, белье, носки сложены аккуратно, ничего общего с хаосом в комнате. Четвертый ящик до краев набит журналами: стили рукопашной борьбы и порнография. Билл опустился на колени и приподнял край покрывала. Под кроватью валялись видеокассеты и десять или двенадцать пар обуви. Возле самой стены он нащупал серый плоский чемодан из искусственной кожи и вытащил его. К его удивлению, замки открылись, едва он прикоснулся к ним.
Начал просматривать лежавшие на дне
Билл быстро просмотрел остальные бумаги, но ничего существенного не нашел и засунул чемодан обратно под кровать. Быстро поднялся с колен, стряхнул пыль, подошел к двери, прислушался, держась за ручку, вышел в коридор и запер комнату на ключ.
Он сбежал по лестнице в вестибюль — никого. Тогда он подошел к стойке администратора, положил на место ключ от комнаты номер семь, поднялся на ближайшую лестничную площадку и стал ждать. Прошла минута, в вестибюле послышалось какое-то движение. Билл не спеша спустился с лестницы и увидел возвратившегося администратора. Тот прошел мимо, хмуро кивнул ему головой, в одной руке он нес стакан с чаем, в другой — арабский журнал. С обложки на Билла смотрел Бухила. Даже на фотографии его глаза заставили Билла вздрогнуть. Он невнятно промямлил какие-то извинения за то, что попался на пути, положил свой ключ администратору на конторку и поплелся к двери.
Как только гостиница исчезла из виду, он ускорил шаг, уходя по узким улочкам куда глаза глядят, лишь бы поскорее оказаться подальше от гостиницы. Убедившись, что поблизости нет никого, кто мог бы его видеть в районе, который он только что покинул, Билл остановил свободное такси.
— Улица Сен-Дени.
Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза, расслабился. Обычно он любил ходить пешком на сравнительно короткие расстояния, но сейчас было рискованно открыто появляться на улицах. Билл вздохнул и принялся массировать мышцы шеи. Страх, необходимость следить за каждым своим движением, сложное, запутанное положение, в котором он неожиданно оказался, вконец измотали его.
Билл открыл глаза. Таксист, полуобернувшись, выжидательно и в то же время злобно смотрел на него. Он сам был не прочь пошутить и побездельничать, говорил его взгляд, если бы не нужно было целый день возить пассажиров на этом проклятом такси.
— А что дальше? — Он вовсе не намерен был церемониться. — Куда именно?
— В начало улицы.
Билл снова закрыл глаза. Если таксист вообразил, что ему вздумалось поглазеть там на витрины, — очень хорошо. Шататься по Сен-Дени и заигрывать там с проститутками было бы в самый раз в его теперешней экипировке.
Машина свернула с бульвара на улицу Сен-Дени, и их сразу же обволокла вонь мочи и гнилых апельсинов, струившаяся из открытых окон. Удушающая послеполуденная жара действовала на городские запахи так же, как пульсирующие точки женского тела на духи. Впереди образовалась пробка, и таксист обрушил проклятия на головы мужчин, разгружавших грузовик метрах в тридцати от них. Грузчики запарились, а разозленные водители подгоняли их оглушительными гудками. Таксист, естественно, присоединился к этому хору — высунувшись из окна, он сначала выпустил пятисекундный залп сирены, а потом разразился непристойной руганью. После третьего залпа Билл не выдержал и, не дожидаясь четвертого, сунул водителю какую-то мелочь, вышел из машины и пошел пешком. Это было опасно,
Он неторопливо шел мимо расположившихся бок о бок лавок оптовых торговцев одеждой, обходя вешалки с товаром, которые катили субтильные нелегалы-бангладешцы, в поте лица зарабатывавшие себе на жизнь в подвалах фирм-кровососов. Сами же владельцы этих фирм дышали свежим воздухом у входов в демонстрационные залы, с гордостью поглядывая на пояса из крокодиловой кожи, стягивавшие их жирные животы, и на свои золотые медальоны и плоские наручные часы, сверкавшие на солнце.
Рядом, на лестницах и в подворотнях, толпились, весело болтая, проститутки-африканки в шортах и теннисках, открывавших всем взорам их роскошные груди и бедра, медоволицые арабки и француженки, одни бесстыжие и веселые, другие унылые и раздражительные. Зорко скользнув глазами по фигуре Билла, девицы быстро поняли, что не интересуют его, и без всякой обиды отвернулись в поисках следующего возможного клиента. А Билл даже и не заметил их, он напряженно смотрел вперед — не маячит ли где полицейский или местный осведомитель, весело болтающий с девками.
В нижней части улицы, вблизи от дома, адрес которого дал ему Лантье, не было видно ни одной проститутки, словно какой-то невидимый барьер, отделявший верхнюю часть Сен-Дени от нижней, не пускал их сюда. Здесь секс не выпирал наружу, но стоил дешевле, и это устраивало клиентуру, терявшую голову при виде женской юбки. Билл повернул на юг, прошел мимо видеосалонов, нескольких ресторанов и сомнительных баров, завсегдатаям которых нравился порядок, поддерживаемый на улице картелями сутенеров.
Вот наконец и этот дом — украшенный белыми изразцами мексиканский ресторан, в котором он некогда часто обедал. Держал этот ресторан знаменитый, но уже давно не снимавшийся киноактер. Билл остановился перед ярко освещенной витриной, словно от нечего делать, изучил фотографии и написанную по трафарету зазывную рекламу. Минуту или две он помешкал, будто в нерешительности, потом заплатил тридцать франков кассирше, отодвинул грязную плюшевую штору и вошел в помещение.
Постоял, пока глаза не привыкли к полумраку, осмотрелся. Прямо перед ним тянулся ряд кабинок размером с телефонную будку, двери открыты, в каждой к стенке привинчено деревянное сиденье, в глубине — заслонка, закрывающая двадцатисантиметровое отверстие, рядом — счетчик с предварительной оплатой. Слева стоял, прислонившись к стене, мускулистый парень в тенниске и наблюдал за ним с презрительным равнодушием. Билл кивнул ему, ухмыльнулся, вошел в кабинку и закрыл за собой дверь. Вверху зажглась маленькая, как в детском ночничке, лампочка, света она давала ровно столько, чтобы различить пятна на выщербленном полу. Билл сморщился, достал из кармана двадцать франков и бросил монеты в щель счетчика. Свет погас, и он остался в кромешной тьме. Мгновение спустя с шумом распахнулась заслонка, и из прямоугольного отверстия полился свет. За грязным стеклом медленно вращалась маленькая круглая платформа. На нее взошла крупная женщина с обесцвеченными волосами и черными точками угрей вокруг носа и начала медленно, словно в летаргическом сне, танцевать под какую-то скрипучую музыку. Через несколько секунд она, видимо, решила, что зритель уже достаточно воспламенился, расстегнула лифчик, и он упал к ее ногам. Женщина неуклюже повернулась на каблуке, показав свои маленькие дряблые груди, в следующий момент появился мужчина в костюме, пониже ее ростом, и начался парный танец. Это была вялая пародия на чувственность. Его руки гладили тело женщины, стискивали ее маленькие груди с такой силой, словно он выжимал белье. Билл отвернулся и смотрел в темноту, пока не закрылась заслонка и не загорелся верхний свет. Он изобразил на лице удовлетворение, будто бы полученное от зрелища, и вышел из кабинки.
Миновав стоявшего у стены юнца и раздвинув на своем пути несколько штор, он оказался в длинном узком зале. Вдоль стен стояли невысокие, по пояс, стеллажи, а в глубине виднелась застекленная витрина. Еще один мускулистый юнец с гладкой прической «лошадиный хвост», примостившись у витрины на высоком табурете, разглядывал выставленные перед ним под стеклом муляжи мужских и женских половых органов, противозачаточные таблетки. За его спиной виднелась полускрытая красными потертыми шторами дверь с табличкой, на которой от руки было написано: «Уединение».