Распутин. Три демона последнего святого
Шрифт:
По словам отца Петра, в конце апреля Лохтина покинула Покровское. Ее отъезд батюшка объяснял ссорой, имевшей место между ней и женой Распутина. Еще отец Петр писал о том, что Распутин выражал намерение в мае отправиться в Петербург, но поступил иначе — 17 мая на пароходе «Ласточка» отбыл в Тобольск для дальнейшего следования на богомолье в Абалакский монастырь.
Помимо богомолья Распутин посетил и императорскую семью, отдыхавшую в Ливадии, но его пребывание в Крыму было кратковременным.
В Петербург же Григорий Распутин отлучался по делу. По делу о его мнимом сектантстве, в который уже раз раздутом его врагами. Теперь оно всплыло с подачи Гучкова и Родзянко.
В Петербурге Распутин имел семь встреч с признанным знатоком русского сектантства (кстати — по совместительству и соратником Владимира Ульянова-Ленина) Владимиром Бонч-Бруевичем. Бонч-Бруевич должен был на основе бесед с Распутиным дать авторитетное заключение о его сектантстве,
Владимир Гурко вспоминал: «Обратились с этой целью к известному знатоку русского сектантства Бонч-Бруевичу, тому самому, который впоследствии объявился убежденным большевиком и стал управляющим делами совета народных комиссаров. Бонч-Бруевич, через посредство баронессы В. И. Икскуль, охотно познакомился с Распутиным, вел с ним продолжительные беседы на различные темы, причем выказал к нему некоторую симпатию. Результат своего знакомства с Распутиным и его религиозными воззрениями Бонч-Бруевич доложил в собрании членов октябристской партии. Пришел он к тому выводу, что ни к какой определенной секте Распутин не принадлежит и в состав ее не входит, но ближе всего его взгляды подходят именно к хлыстовству. Доклад Бонч-Бруевича был, однако, в общем для Распутина благоприятным».
Бонч-Бруевич был близок со всеми политическими партиями — от октябристов, возглавляемых Гучковым, до большевиков.
Вот заключение Бонч-Бруевича о распутинском сектантстве: «Познакомившись с Г. Е. Распутиным-Новым и проведя много времени в ходе семи исчерпывающих с ним разговоров, считаю своим моральным долгом высказать свое мнение по вопросу, является ли Распутин сектантом, тем более что этот вопрос был затронут, хотя и не прямо, в интерпелляции в Государственной Думе и в некоторых выступлениях депутатов при обсуждении бюджета Св. синода. Строго ограничиваясь упомянутым выше вопросом, я заявляю, что Григорий Ефимьевич Распутин-Новый является типом православного крестьянина из далекой и отсталой, провинциальной России и не имеет ничего общего ни с каким сектантством. Будучи более осведомленным о догматической стороне доктрины православия, чем это наблюдается среди крестьян, и зная Библию и Евангелие значительно хуже, чем большинство сектантов, Григорий Ефимьевич признает все таинства, ритуалы и догмы Православной церкви именно так, как они толкуются в православии, без малейших отклонений или критики. Он считает, что было бы чрезвычайно грешно и безнравственно даже обсуждать такие вопросы, ибо, как он сказал мне, „нечего мирянину обсуждать вопросы, установленные самим Господом…“ Исходя из широких личных наблюдений над сектантами и из обстоятельного знакомства с их методами мышления, методами рассуждения, толкования веры, обдумывания и из ряда почти неопределимых подробностей, основываясь на тщательном изучении всего, что до сих пор было написано о Г. Е. Распутине-Новом, включая последнюю брошюру Новоселова, исходя, наконец, из длительных личных собеседований с Распутиным, которые велись в присутствии свидетелей, равно как и строго конфиденциально, при которых я умышленно пытался добиться полной ясности и точности в отношении его религиозных верований, я считаю своим долгом открыто заявить, что Г. Е. Распутин-Новый является полностью и совершенно убежденным православным христианином, а не сектантом».
Что ж — убедительно и исчерпывающе.
Впрочем, и это авторитетное мнение было подвергнуто сомнению и критике. Недоброжелателям Распутина, как и людям, предвзято к нему относящимся, пришлась впору принадлежность Бонч-Бруевича к большевикам. Исходя из этого можно было утверждать, что он в решении «распутинского вопроса» дал заведомо ложное заключение, для того чтобы присутствие Распутина при дворе «приблизило конец самодержавия».
К подобному выводу со временем пришел и Гучков: «Потом, когда я ознакомился с личностью Бонч-Бруевича и с его ролью во время большевиков, я стал задумываться, был ли он искренен в своей беседе со мной, не пришел ли он к тому убеждению, что это явление полезно для них, спекулировавших на разложении старой власти».
Историк Георгий Катков (внучатый племянник известного журналиста и консервативного мыслителя Михаила Каткова), посвятивший себя в первую очередь изучению русской революции и ее причин, также считал, что Бонч-Бруевич, решая вопрос о принадлежности Григория Распутина к сектантам, действовал не как ученый, а как политик. «Было бы несправедливо по отношению к Бонч-Бруевичу предположить, что его заключения диктовались соображениями низменного „буржуазного объективизма“ или уважением к фактам, — писал Катков. — Вся его предыдущая деятельность по организации подпольной большевистской прессы, то, что он делал в февральские дни, при Временном правительстве и в первые годы правления большевиков, показывает, что политические соображения были первостепенны в любом поступке, который Бонч-Бруевич считал „своим моральным долгом“. В данном случае цель его поручительства вполне ясна. Распутиным пользовались в думских речах, чтобы подорвать престиж престола. Маневр Гучкова, который в качестве предлога воспользовался памфлетом Новоселова, имел исключительный успех. Связь с Распутиным становилась ахиллесовой пятой самодержавия. Но ярость атаки стала беспокоить сторонников режима, и они попытались покрыть ущерб, причиняемый присутствием во дворце „божьего человека“. Обвинение в неправославии было мощным и, может быть, единственным средством добиться устранения Распутина. А с его устранением все те, кто только и выискивал, к чему бы прицепиться, чтобы ударить по режиму, лишались самого безотказного оружия. Но в этот момент в дело вмешался (в качестве независимого и вполне объективного ученого) верный друг Ленина, и именно он составил наиболее обстоятельный доклад, в котором говорилось, что обвинения в неправославии, направленные против Распутина, вызваны злобным желанием растоптать „человека из народа“, простого крестьянина, который сумел найти доступ к царю. И уловка Бонч-Бруевича, как и во многих других случаях, сработала… Стоит добавить еще один штрих, показывающий, как тесно смыкались усилия всех тех, кто добивался падения Николая II. В опубликованных посмертно воспоминаниях Гучкова упомянуто, что именно он, Гучков, свел Бонч-Бруевича с Распутиным благодаря посредничеству некоей дамы, которая перед тем предлагала представить Распутина Гучкову. Встреча состоялась сперва в гостиной этой дамы, а потом в более конфиденциальной обстановке. Гучков сообщает, что через несколько недель Бонч-Бруевич написал ему письмо, „в котором он сообщал мне, что пришел к заключению, что Распутин не просто проходимец, нацепивший маску сектанта, а несомненный сектант, что, конечно, не мешает ему быть одновременно и проходимцем. По духу своего учения он близок к секте хлыстов, но не принадлежит к ней и является сектантом-одиночкой“. Нам нет надобности прилагать дальнейшие усилия и выяснять, кто прав — Бонч-Бруевич или Гучков. Важно, что на деле вмешательство Бонч-Бруевича сослужило службу антицарской агитации, которая была необходима Гучкову в видах будущей политической карьеры».
Летом 1912 года у Распутина в Покровском побывал известный на всю Россию московский священник и миссионер протоиерей Иоанн Восторгов. Восторгов ознакомился с бытом Распутина, с его религиозными взглядами и нашел, что Григорий Распутин является истинным христианином. Заключение авторитетного служителя церкви было обнародовано в начале августа 1912 года газетой «Вестник Западной Сибири».
Последнее слово должен был сказать недавно назначенный архиепископ Тобольский Алексий. Алексий не заставил себя ждать — он официально закрыл навсегда дело о принадлежности Распутина к секте хлыстов, начатое Тобольской консисторией в 1907 году.
В Заключении Тобольской духовной консистории о принадлежности Распутина к секте хлыстов от 29 ноября 1912 года, в частности, говорилось: «Преосвященный Алексий Епископ Тобольский… основательно изучил следственное дело о Григории Новом. Проезжая по Тюменскому уезду для обозрения церквей епархии, он останавливался в слободе Покровской и подолгу здесь беседовал с кр. (крестьянином. — А. Ш.) Григорием Новым о предметах его веры и упования, разговаривал о нем с людьми, его хорошо знающими, дал ему возможность быть дважды у себя в Тобольске и здесь испытывал его религиозные убеждения. Из всего вышеуказанного Преосвященный Алексий вынес впечатление, что дело о принадлежности крестьянина Григория Распутина-Нового к секте хлыстов возбуждено в свое время без достаточных к тому оснований и со своей стороны считает крестьянина Григория Новаго православным христианином, человеком очень умным, духовно настроенным, ищущим правды Христовой, могущим подавать при случае добрый совет тому, кто в нем нуждается».
Консистория постановила «дело о кр. сл. Покровской Григории Распутине-Новом дальнейшим производством прекратить и причислить оконченным». Алексий безотлагательно утвердил это решение.
Вопрос о сектантстве (хлыстовстве) Григория Распутина был решен окончательно.
Близилось его возвращение в Петербург.
В Крыму летом 1912 года с наследником престола произошло несчастье — он весьма неудачно подвернул ногу. Нога распухла и долго болела, но затем опухоль понемногу спала, и боль прошла, что позволило императорской семье переехать из Ливадии в Беловежье, куда Николая манила богатая охота (он был ее страстным поклонником).
В Беловежье случилась новая беда. В начале сентября Алексей, неосторожно прыгая в лодку, оступился и снова повредил недавно травмированную ногу. Затем он упал еще раз…
2 октября 1912 года у царевича началось внутреннее кровоизлияние «в левую подвздошную область и всю поясничную с той же стороны». Кровоизлияние сопровождалось высокой температурой.
Доктора Боткин, Федоров, Острогорский и Рауфхус никак не могли стабилизировать состояние больного.
Состояние все ухудшалось и ухудшалось. Вскоре мало кто сомневался в скорой смерти наследника престола. Разве что императрица. Но и у нее уже опускались руки…