Рассечение Стоуна

Вергезе Абрахам

Гхошу сестра Мэри, казалось, говорила: не теряй зря времени. Не носись попусту со своей неразделенной любовью. Оставьте земли свои ради меня.

Хема, стоя у гроба, молча поклялась сестре Мэри, что не оставит нас, как будто мы ее родные дети.

Кули на веревках опустили гроб в могилу. Высокий по эфиопской традиции возложил тяжелые камни на крышку, чтобы гиены не добрались до тела.

Двое мужчин закидали могилу землей, и погребение завершилось. Рыданиям конца-края не было видно.

Шиву и меня, для кого все было в новинку,

причитания напугали. Мы открыли глаза и принялись всматриваться в этот мир, уже оказавшийся несовершенным.

Глава четвертая. Слово искупителя

Наутро после похорон Гхош поднялся рано. Для разнообразия его первая мысль при пробуждении была не о Хеме, а о Стоуне. Приведя себя в порядок, Гхош отправился на квартиру к Стоуну, но никаких признаков его возвращения не обнаружил. Расстроенный, он явился в кабинет к матушке. В ответ на ее вопрошающий взгляд Гхош отрицательно покачал головой.

Ему не терпелось осмотреть прооперированного. Это чувство поразило его. Наверное, Стоуна, опытного хирурга, такое предвкушение первого осмотра навещало регулярно.

– Еще пристрастишься, пожалуй, – пробормотал он, ни к кому не обращаясь.

Полковник Мебрату сидел на краешке кровати, брат помогал ему одеться.

– Доктор Гхош! – воскликнул Мебрату с улыбкой человека, у которого нет на свете никаких забот. Хотя явно побаливало. – Докладываю о своем состоянии здоровья. Вчера ночью отошли газы, сегодня появился стул. Завтра из меня пойдет золото!

Он явно привык очаровывать окружающих и прямо-таки лучился обаянием. Для человека, которому меньше суток назад сделали операцию, он выглядел замечательно. Рана была чистая, без осложнений.

– Доктор, – продолжал полковник, – я должен вернуться в свою часть в Гондар сегодня. Не могу долго отсутствовать. Понимаю, это слишком скоро, но у меня нет выбора. Если я не явлю свой лик, подозрения усугубятся. Вы же не для того спасли мне жизнь, чтобы меня повесили? Внутривенные вливания мне могут сделать дома, все, что вы скажете.

Гхош открыл было рот для протеста, но понял, что не вправе настаивать.

– Ладно. Но есть опасность, что у вас разойдутся швы, если будете напрягаться. Я дам вам морфий. Перевозка в лежачем положении. Внутривенные вливания мы сделаем. Завтра можете пить водичку, потом жидкую пищу. Я все вам напишу. Через десять дней надо будет снять швы.

Полковник кивал в знак согласия.

Бородатый брат хлопнул Гхоша по руке и низко поклонился, бормоча слова благодарности.

– Вы поедете с ним? – спросил Гхош.

– Да, разумеется. За нами приедет фургон. Как только у него все образуется, я отправлюсь в Сибирь на новую должность. В ссылку.

– Вы тоже военный? – спросил Гхош.

– В данный момент нет, доктор. Меня нет. Я никто. Полковник Мебрату положил руку брату на плечо:

– Мой брат – скромный человек. Между прочим, получил в Колумбийском университете степень

магистра по социологии. Его императорское величество направил его в Америку. Старик очень огорчился, когда брат присоединился к движению Маркуса Гарви, и не разрешил ослушнику защищать докторскую диссертацию. Вызвал его обратно и назначил на должность провинциального администратора. Лучше бы дал закончить обучение.

– Нет, нет, я вернулся по собственной воле, – возразил брат. – Я желал помочь своему народу. И за это я еду в Сибирь.

Гхош ждал продолжения.

– Скажи ему, за что конкретно, – предложил полковник. – В конце концов, это связано со здравоохранением.

– Министерство здравоохранения построило больницу в нашей бывшей провинции. Его императорское величество прибыл перерезать ленточку. Половину моего бюджета ухлопали на то, чтобы навести лоск по маршруту следования. Покраска, заборы, даже бульдозер, чтобы сровнять с землей хижины. Как только император отбыл, больницу закрыли.

– Почему?

– Денег не хватило. Все потратили.

– И вы не протестовали?

– Конечно, протестовал! Но ответа не получил. Министр здравоохранения клал мои жалобы под сукно. Тогда я открыл медицинский центр вторично. Сам. Потратил на это около десяти тысяч быров. Раз в неделю приезжал доктор-миссионер из города, расположенного в пятидесяти милях. Перевязки делала армейская медсестра на пенсии, появилась акушерка. Поставками занимался я. Люди меня любили, а министр готов был убить. Император вызвал меня в Аддис-Абебу.

– А откуда вы раздобыли деньги? – поинтересовался Гхош.

– Взятки! Люди приносят большую корзину инжеры, а там денег больше, чем инжеры. Стоило мне направить взятки на благую цель, как мне стали давать еще больше: люди испугались разоблачения.

– Вы рассказали об этом его величеству?

– А! Штука сложная. Каждый нашептывает ему на ухо. Ваше величество, сказал я, когда удостоился аудиенции, медицинскому центру нужен бюджет для продолжения работы. И моя просьба не осталась без внимания.

– Он знал, – вставил полковник.

– Он выслушал меня. От этих глаз ничего не ускользает. Я закончил. Его величество шепчет что-то на ухо Аба Ханна, министру финансов. Аба Ханна записывает. А другие министры, вы их видели? Они пребывают в постоянном ужасе. Они ведь не знают, в милости они или уже попали в опалу.

Его величество благодарит меня за службу и т. д. и т. п., а я кланяюсь и пячусь к двери. У выхода меня догоняет министр финансов и вручает триста быров\ Мне нужно тридцать тысяч, если не целых триста. Насколько я знаю, император вел речь о ста тысячах, а Аба Ханна оценил вопрос в триста быров. Или эту сумму ему император подсказал? У кого спросишь? На аудиенции уже другой проситель, и министр финансов рысью мчится на свое место рядом с повелителем. Я хотел закричать во всю глотку: «Ваше величество, министр, наверное, ошибся?» Друзья меня оттащили.