Рассказы арабских писателей
Шрифт:
Сердце сжалось, когда я представил своих товарищей работающими у станков, в то время как мы трое сидим здесь, за решеткой. С горькой улыбкой я подумал об Амине: «В первый раз ты не пришла навестить меня. Кто же теперь ободряюще улыбнется мне милыми глазами, кто помашет мне рукой? В первый раз тебя здесь нет, Амина». Никогда бы я не поверил, что она может так рассердиться и совсем покинуть меня, что ее силы и терпение могут иссякнуть. Ведь она всегда переносила с улыбкой трудности нашей тяжелой жизни и вместе со мной мечтала о счастливом будущем. Мне стало тоскливо и горько. Я почувствовал, что какой-то комок подступает к горлу, но тут же подавил свою слабость. Я опустил голову, посмотрел на спящих на полу товарищей и… вдруг услышал голос Амины, теплый, мягкий, родной голос… Ее белая тонкая рука с длинными
— Халил, здравствуй!
Мое сердце затрепетало от радости. С волнением я схватил протянутую мне руку и почувствовал теплоту ее пальцев. Я любовался ее лицом, круглым и маленьким, как у детей, и смотрел на нее благодарным, любящим взглядом. Сверток из ее рук я взял, как счастливый ребенок берет новую игрушку. Развязав узелок, я нашел в нем две лепешки, маслины, папиросы и халву. Тахинную халву и маслины — то, что она всегда носила мне в тюрьму…
АБДУРРАХМАН АШ-ШАРКАВИ
Летняя охота на голубей
Перевод А. Султанова
Крестьяне на току ссыпали господскую пшеницу в большие мешки. Хлеб, испеченный из пшеницы, ели только англичане да господа. Простые люди жили и умирали, так и не узнав вкуса пшеничного хлеба. Помещики хорошо это знали и считали, что крестьяне испортят желудки, если будут есть что-нибудь другое, кроме хлеба, испеченного из маисовой муки. Поэтому, прежде чем сеять маис, господа выясняли сначала наличие домашнего скота, а затем и число крестьянских душ. Часто, когда наступала осень, в крестьянских амбарах не оставалось маисовой муки, но и время жатвы крестьяне каждый год встречали без радости. Они понимали, что это не их жатва. Они знали, что эта жатва — их очередное страдание и что они, подобно мертвецам в некоторых легендах, бредут от могилы к могиле, повторяя проклятия своему господину.
Всякий раз с началом жатвы в египетских деревнях распевают печальные песни о тех, кто ушел сражаться за свободу и не вернулся; о жизни, текущей капля за каплей; о труде, затраченном понапрасну; о горизонте, черном от копоти порохового дыма; о печали по отнятому миру. И как только кончается жатва, затихают голоса, в деревне остаются лишь уставшие люди, палящее солнце и белые голуби, мирно клюющие зерна пшеницы.
В поле окруженный голубями сидел трехлетний ребенок, босой, в изодранной рубашонке. Он не работал, так как не был еще в состоянии держать в своих ручонках мотыгу. Он смеялся, хлопал в ладоши, протягивал голубям зерна пшеницы, которые они охотно клевали. Голуби садились на его голову, а он, закрыв глаза, заливался звонким смехом. Он наслаждался своим детством, не ведая ни о каких превратностях жизни. Английские солдаты, пришедшие поохотиться на голубей, с неудовольствием видели, что голуби не хотят улетать от ребенка. Неужели они вернуться без добычи?.. Терпение покинуло их, один из солдат, подняв с земли камень, швырнул им в голубя и попал в ребенка. Голубь вспорхнул, а ребенок заплакал. Плач ребенка, нарушивший дневную тишину, услышала одна из женщин. Посмотрев вокруг, она не нашла ни матери, ни отца ребенка. В жестокой битве за существование, которую ведут крестьяне, и в изнуряющей борьбе за кусок хлеба ради своих детей родители иногда совсем забывают о них. Вот и теперь мать ребенка была далеко, за стогом соломы, и, согнувшись над землей, подбирала и очищала от пыли разбросанные колосья пшеницы. Отец в это время насыпал в мешок зерно. И если бы женщина не собирала в поле колосья, а отец ребенка не насыпал зерно в мешок, то неизвестно, какая кара ожидала бы их обоих.
Женщина стала звать: «Эй! Мать Мустафы, возьми своего сына!» Но мать Мустафы не слышала ее. Тогда женщина подошла к ребенку и посмотрела вокруг.
На дороге она заметила пятерых английских солдат с оружием в руках, направленным на ребенка. Крестьянка растерялась. В ужасе она не могла даже крикнуть или позвать на помощь. В ее сознании возникли страшные картины «деншавайской» [8] трагедии, и она представила себе свою деревню.
8
Уничтожение деревни Деншава английскими войсками. — Прим. перев.
А прилетевший голубь вновь порхал вокруг ребенка, садился на его головку, и ребенок вновь протягивал голубю пшеничные зерна, смеясь и размахивая в воздухе ручонками. Пятеро солдат смотрели на голубя и ребенка. Неужели они вернуться без добычи? Неужели какой-то мальчишка испортит им охоту… И вдруг раздался выстрел. Страшное эхо потрясло весь ток. Женщина вздрогнула, широко раскрыла глаза, встревоженные спешили крестьяне, чтобы узнать, что случилось. Первой подбежала мать Мустафы и с отчаянием, свойственным только матери, заголосила: «Мустафа, мальчик мой, Мустафа!»
Но Мустафа не отвечал. Он умолк навеки. Там, где несколько мгновений назад беспечно играл ребенок, текла кровь.
Мать Мустафы закричала: «Мальчик мой, они убили тебя!» Затем, повернувшись к крестьянам, приблизившимся к ней, она сказала: «Англичане убили моего сына». «Они убили твоего сына, о отец Мустафы!» — продолжала она, обращаясь к мужу. Слез не было. Она была в состоянии оцепенения. Потом хлынут слезы и успокоят возбужденные нервы… А сейчас стонало ее сердце — сердце матери.
Отец Мустафы не произнес ни слова. Он бросился бежать к солдатам, за ним кинулись все остальные жители деревни — мужчины и женщины. Они даже не остановились, чтобы оплакать ребенка, который бывало своим детским смехом скрашивал их тяжелые и безрадостные дни. Мальчугана все любили. Его улыбка приносила покой в их измученные сердца.
Крестьяне называли его Мустафой Камилем [9] . Каждый из них видел в нем надежду, которую не смог осуществить для себя. Но он был мертв. Его убили солдаты, охотившиеся за голубями… Теперь они стояли в отдалении и смеялись. Один из них даже сказал: «Пять голубей…» Другой поправил его: «Нет, четыре голубя и один младенец». А третий солдат заключил: «Нет, нет, я выиграл пари… младенец и пять голубей». Затем, смеясь, они решили узнать, кто же из них выиграл пари. Развязно приближаясь к месту происшествия, солдаты увидели толпу крестьян, бежавших по направлению к ним… Лица крестьян были возбуждены. Ни у кого из них не было в руках ни мотыги, ни палки.
9
Мустафа Камиль — лидер движения за освобождение Египта. — Прим. перев.
Солдаты поняли, что крестьяне хотят отомстить за убийство ребенка, и открыли огонь.
Несмотря на понесенные жертвы, крестьяне наступали. И когда, наконец, они сблизились с солдатами, началась рукопашная схватка. Крестьяне, вцепившись в одного из солдат, вырвали из его рук винтовку и повалили его на землю. Вскоре упал и второй солдат. Его винтовка также оказалась в руках крестьян. Через несколько мгновений и трое остальных солдат лежали на земле.
Кровь крестьян смешалась с кровью солдат. Распростертые обезображенные и бездыханные люди разделили одну и ту же участь.
На следующий день никто не решился потребовать от провинциальной администрации Гизы уничтожения этой деревни. Англичане не посмели повторить «деншавайские» зверства. И они отступили… Вот после чего английское командование издало приказ, запрещавший солдатам охотиться на голубей и приближаться к египетским деревням.
После того как жители деревни похоронили свои жертвы, они с еще большей нежностью стали ласкать детей. Ведь в блеске детских глаз светился огонь нового, завтрашнего дня. А над деревней опять кружились голуби, светлые, как надежда, бодрые и сильные, как битва, прекрасные, как мир.