Рассказы и очерки

Чапек Карел

Ну и затянули опять! Еще бы, прокурор говорил два часа. Но выиграл процесс! При таких слабых доказательствах добиться смертного приговора, - это называется успех! Да, пути присяжных заседателей неисповедимы. А здорово он выступал! продолжал председатель, моя руки.
– Главное, как он охарактеризовал этого Мюллера - великолепный психологический портрет. Этакий чудовищный, нечеловеческий характер, слушаешь и прямо бросает в дрожь.

Помните, коллега, как он сказал: "Это незаурядный преступник. Он не способен на подлости, не крадет, не обманывает. Но, убивая человека, он спокоен, словно делает на доске шах и мат. Он убивает не в состоянии аффекта, а холодно, в здравом уме и твердой памяти, словно решает задачу или техническую проблему..." Превосходно сказано, коллега! И дальше: "Когда он

выходит на охоту, человек для него лишь добыча..." Сравнение с тигром было, пожалуй, слишком театрально, но присяжным оно понравилось.

– Или, например, когда он сказал: "Этот убийца никогда ни в чем не раскаивается, - подхватил член суда.
– Он всегда уверен в себе и не боится собственной совести..."

– А взять хотя бы такой психологический штрих, - продолжал председатель, вытирая полотенцем руки, - что обвиняемый позер, которому хотелось бы поразить мир...

– М-да, - согласился член суда, - Клапка - опасный противник!

– "Гуго Мюллер виновен" - единогласное решение двенадцати присяжных. И кто бы мог подумать!
– удивлялся председатель суда.
– Все-таки Клапка добился своего. Для нашего прокурора судебный процесс - все равно что охота или игра в шахматы. Он прямо-таки впивается в каждое дело... Да, коллега, не хотел бы я иметь его своим врагом.

– А он любит, чтобы люди его боялись, - вставил член суда.

– Да, самонадеянность в нем есть, - почтенный председатель задумался.
– А кроме того, у него изумительная сила воли... и жажда успеха. Сильный человек, коллега, но... Председатель суда не нашел подходящего слова.
– Пойдемте-ка ужинать!

1928

ТАЙНА ПОЧЕРКА

– Рубнер, - сказал редактор, - сходите-ка поглядите на этого графолога Енсена, сегодня он выступает перед представителями печати. Говорят, нечто потрясающее. И дайте о нем пятнадцать строк.

– Ладно, - проворчал Рубнер безразличным тоном искушенного службиста.

– Но смотрите, не поддавайтесь на мистификацию, - наставлял его редактор.
– Хорошенько все проверьте, по возможности лично. Для того я и посылаю такого опытного репортера, как вы...

– ...Таковы, господа, основные принципы научной, точнее говоря, психометрической графологии, - закончил графолог Енсен свои теоретические пояснения.
– Как видите, вся система построена на чисто экспериментальных основах. Разумеется, практическое применение этих эмпирических методов настолько сложно, что я не смогу подробно изложить их в этой единственной лекции. Поэтому я ограничусь тем, что продемонстрирую вам анализ двух-трех почерков, не входя в подробные объяснения аналитического пропесса, на это у нас, к сожалению, сегодня нет времени. Прошу, господа, дать мне какой-нибудь образец почерка.

Рубнер, уже ожидавший этого момента, тотчас подал знаменитому графологу исписанный листок.

Енсен нацепил свои волшебные очки и воззрился на почерк.

– Ага, женская рука, - усмехнулся он.
– Мужской почерк обычно выразительнее и интереснее для анализа, но в конце концов...
– Бормоча что-то себе под нос, графолог внимательно смотрел на листок.
– Гм, гм...
– произносил он, покачивая головой. Стояла мертвая тишина.

– Скажите, эта особа - ...близкий вам человек?
– спросил вдруг Енсен.

– Нет, что вы!
– решительно возразил Рубнер.

– Тем лучше, - сказал великий Енсен.
– Тогда слушайте. Эта женщина лжива! Таково самое первое впечатление от ее почерка: ложь, привычка лгать, лживая натура. Впрочем, у нее довольно низкий духовный уровень, образованному человеку с ней и поговорить не о чем. Ужасная чувственность, смотрите, какие жирные линии нажима... И страшно неряшлива, в доме у нее, наверное, черт знает какой беспорядок, да. Таковы основные черты почерка, как я вам уже объяснял. Они отражают те привычки, свойства, особенности характера, которые видны сразу и проявляются непроизвольно, так сказать, механически. Собственно психологический анализ начинается с тех черт и свойств, которые данная личность прячет или подавляет, боясь предстать без прикрас перед окружающими. Вот, например, эта женщина, - продолжал Енсен, приставив палец к носу, - она ни с кем не поделится своими мыслями. Она примитивна,

но эта примитивность, так сказать, с двойным дном: у нее много мелких интересов, за которыми она прячет подлинные мысли. Эти скрытые помыслы тоже ужасающе убоги: я сказал бы, что это порочность, подчиненная душевной лени. Обратим, например, внимание на то, какая отвратительная чувственность в этом почерке (это же и признаки расточительности) сочетается с низменной рассудочностью. Эта особи слишком любит свои удобства, чтобы пускаться в рискованные похождения. Разумеется, если подвертывается удобный случай, она... впрочем, это не наше дело. Итак, она необычайно ленива и при этом многоречива. Если она что-нибудь сделает, то говорит потом об этом полдня, так что слушать опротивеет. Она слишком много занимается своей особой и явно никого не любит. Однако ради собственного благополучия она вцепится в кого угодно и будет уверять, что любит его и бог весть как о нем заботится.

Она из тех женщин, с которыми всякий мужчина становится тряпкой просто от скуки, от бесконечной болтовни, от всей этой низменной чувственности.

Обратите внимание, как она пишет начало слов, в особенности фраз, - вот эти размашистые и мягкие линии. Ей хочется командовать в доме, и она действительно командует, но не благодаря своей энергии, а в результате многословия и какой-то деланной значительности. Самая подлая тирания - это тирания слез. Любопытно, что каждый размашистый штрих завершается спадом, свидетельствующим о малодушии. У этой женщины есть какая-то душевная травма, она постоянно чего-то боится, вероятно разоблачения, которое разрушило бы ее материальное благополучие. Видимо, она мучительно скрывает что-то... гм... я не знаю что. Возможно, свое прошлое.

После каждого такого невольного спада она собирает силу воли, а вернее силу привычки, и дописывает слово с тем же самодовольным хвостиком в конце, - она уже опять прониклась самонадеянностью. Отсюда и первое впечатление лживости, которое мы уже отмечали. Таким образом, вы видите, господа, что подробный анализ подтверждает наше первое, общее, несколько интуитивное впечатление. Это совпадение выводов мы называем методической взаимопроверкой.

Я уже сказал, что у этой женщины низкий духовный уровень, но он обусловлен не примитивностью, а дисгармоничностью ее натуры. Весь почерк проникнут притворством, он как бы старается быть красивее, чем на самом деле, но только в мелочах. Особа, чей почерк мы исследуем, в мелочах заботится о порядочности, старательно ставит точки над "и", а в больших делах она неряшлива, безответственна, аморальна, - полная распущенность. Особенно обращают на себя внимание черточки над буквами. Почерк имеет обычный наклон вправо, а черточки она ставит в обратном направлении, что производит странное впечатление - точно удар ножом в спину... Это говорит о вероломстве, коварстве. Фигурально выражаясь, эта женщина способна нанести удар в спину. Но она не сделает этого из-за лени... и потому что у нее слишком вялое воображение. Полагаю, что этой характеристики достаточно. Есть еще у кого-нибудь образец почерка поинтереснее?

Рубнер пришел домой мрачный, как туча.

– Наконец-то!
– сказала жена.
– Ты уже ужинал где-нибудь?

Рубнер сурово взглянул на нее.

– Опять начинаешь?
– угрожающе проворчал он.

Жена удивленно подняла брови.

– Что начинаю, скажи, пожалуйста? Я только спросила, будешь ли ты ужинать.

– Ага, ну, конечно!
– с отвращением сказал Рубнер. Только и можешь говорить, что о жратве. Вот она, низменность интересов! Как это унизительно - вечно пустые разговоры, грубая чувственность и скука...
– Он вздохнул, безнадежно махнув рукой.
– Я знаю, вот так мужчина становится тряпкой!..

Жена положила шитье на колени и внимательно посмотрела на него.

– Франци, - сказала она озабоченно, - у тебя неприятности?

– Ага!
– язвительно воскликнул супруг.
– Проявляешь заботу обо мне, не так ли? Не воображай, что ты меня проведешь! Не-ет, голубушка, в один прекрасный день у человека раскрываются глаза, и он видит всю лживость, видит, что женщина вцепилась в него единственно ради материального благополучия... ради низкой чувственности! Бр-р-р, - содрогнулся он, - какая гнусность!