Рассказы и сказки (1968)
Шрифт:
Наконец, он сел на стул перед висящей на дереве декорацией, с видом московского Кремля у Каменного моста, положил ногу на ногу, сделал зверское лицо и снялся в таком виде. Получив через десять минут мокрую карточку, Пашка долго, с солидным удовольствием разглядывал себя - клетчатая кепка, хорошо знакомый нос, клеш, рубашка "апаш" с воротником навыпуск, пиджак все честь честью, очень понравилось, даже как-то не совсем верилось, что это он сам и так прекрасен.
– Ничего себе, - сказал он, аккуратно свертывая липкий снимок в трубочку, и подошел к лодочным мосткам.
Для
– Чего такое? - спросил Пашка у малорослого красноармейца, трущегося у входа.
– Кольца кидают, потеха. Который накинет - самовар может выиграть.
Пашка с любопытством заглянул через головы в балаган, ярко освещенный внутри лампами. Вся задняя его стена была затянута кумачом. На полках, устроенных в три ряда, торчали воткнутые ножи. Между ножами были разложены заманчивые призы. На нижней полке - коробки конфет и печений, на средней будильники, кастрюли, кепки, а на верхней, под самым потолком, в полутьме совершенно уже соблазнительные вещи: две балалайки, тульский самовар, хромовые вытяжные сапоги, толстовка, итальянская гармонь, стенные часы с кукушкой и граммофон. На который нож кольцо накинешь - ту вещь и получаешь. А накинуть почти невозможно - ножи очень шаткие. Кольца отскакивают. Интересно.
Работая локтями, Пашка протерся в балаган. За прилавком старичок в серебряных очках продавал кольца - четвертак сорок штук. Красный парень со взмокшим чубом, дико улыбаясь, дошвыривал последний пяток колец. Пиджак его развевался. Железные кольца вылетали из грубых его пальцев и, стукаясь об ножи, со звоном валились в подвешенный снизу мешок. Зеваки хохотали. Парень багровел. Задетые кольцами ножи упруго гудели и, туманно дрожа, расширялись воронкой.
– Тьфу, будь они трижды прокляты, те ножи и те кольца! - воскликнул наконец парень. - Полтора рубля просадил зря, хоть бы печенье Бабаева взял, - и сконфуженно выбрался из толпы.
– Тут в прошлое воскресенье один сапоги выиграл, - сказал мальчик в заплатанных штанах, - на десять рублей кидал.
– А ну-ка, разрешите, - произнес Пашка, вплотную придвигаясь к стойке, - интересно, как это будет.
Старичок подал ему кольца.
– Значит, - спросил Пашка обстоятельно, - если на нижний нож накину, то конфеты Бабаева можно получить?
– Можно, - сказал старичок равнодушно.
– А повыше, то и будильник?
Старичок кивнул головой.
– Интересно. Хо-хо. А если самовар, то надо небось под самый потолок целить?
– Да ты печенье-то возьми сначала, трепаться потом будешь, - сказали ему из толпы нетерпеливо. - Валяй! Не задерживай!
Пашка положил на прилавок снимок, раздвинул напиравшую публику локтями, облокотился, нацелился, но тут вдруг рука его дрогнула, кольцо вырвалось из пальцев, боком упало
– Ну-ка! Что же ты, парень? Валяй сымай самовар! Крой! - кричали за спиной любопытные.
Пашка очнулся и принялся швырять кольца одно за другим, ничего вокруг не видя, кроме опущенных ресниц девушки и ротика, лопнувшего поперек, как черешня. Когда он расшвырял все сорок колец, она собрала их и молча положила на прилавок, однако на этот раз не улыбнулась, а только приподняла на Пашку серые глаза и поправила русую прядку, выбившуюся возле уха. Пашка выложил другой четвертак. Кольца неуклюже летели одно за другим. Зеваки хохотали, напирали в спину. Ножи гудели, как пчелы. Старичок равнодушно чесал скрюченным пальцем нос.
Просадив целковый и не накинув ни одного кольца, Пашка потерянно выбился из толпы на бульвар и пошел под липами, вдоль розовой от заката воды. Над прудом стоял еле заметный туман. Свежий холодок шел по рукам. Кинематограф "Колизей" столбами огней отражался в нежной воде. Не одна пара стриженых девчонок с зелеными и синими гребешками в волосах, обнявшись, пробегала мимо Пашки, оборачиваясь на него с хохотом и притворно толкаясь, больно, мол, хорош мальчик! - однако Пашка шел, не обращая на них внимания, и задумчиво пел:
Цыганка гадала, цыганка гадала,
Цы-ы-ган-ка га-да-ла, за ручку бра-ла...
За ночь он влюбился окончательно и бесповоротно.
Целый месяц каждое воскресенье ходил Пашка в балаган кидать кольца. Половину получки извел таким образом на ветер. В отпуск не поехал, пропустил черед, стал совсем чумной. Девушка по-прежнему, опустив глаза, подавала ему кольца. Улыбалась иногда, про себя будто. А иногда, увидав Пашку врасплох в толпе, вдруг вся шла румянцем, таким темным, что казалось, плечи и те сквозь тонкий маркизет начинали просвечивать смуглыми персиками. Как ни старался Пашка, все никак не мог улучить минуточки поговорить с девушкой по душам: то народ мешает, то старик вредными глазами посматривает через очки, нос скрюченным пальцем чешет, словно грозит Пашке - не подходи, мол, не про тебя девка, проваливай. Один раз все-таки Пашке удалось кое-как поговорить. Народа было мало, а старичок как раз побежал с хворостиной за балаган гонять беспризорных.
– Наше вам, - сказал Пашка, и в сердце у него захолонуло. - Как вас звать?
– Людмилой, - быстро и жарко шепнула девушка. - Я вас хорошо знаю, вы тут свою фотографию на стойке как-то позабыли, а я спрятала, прямо влюбилась - до того хороша.
Девушка сунула пальцы за воротник и показала у ключицы углышек смятой карточки. Повела глазами и зарделась пунцовым цветом.
– А вас как звать?
– Пашкой. Не хотите ли сходить в театр "Колизей" - интересная программа демонстрируется: "Женщина с миллиардами", первая серия.