Рассказы (из разных сборников)
Шрифт:
Учитель Гатю взобрался на большой камень, носивший название «Вол».
— Скажи нам оттуда речь, учитель! — крикнул Иван Бухал.
— О чем?
— О чем хочешь, — ответил Головрат.
— О грехопадении Адама и Евы, — сказал, смеясь, Мирончо.
— О побежденном Никифоре, — откликнулся Хаджи Смион, кинув убийственно-иронический взгляд на Йоту (Хаджи Смион был весьма сведущ в болгарской истории, с которой был знаком по песне «Захотел гордый Никифор» {82} ).
82
«Захотел
— О малом посте, который скоро наступит, — сказал осторожный Хаджи Атанасий, так как боялся песен, способных навлечь на его голову беду.
— О свободе! — воскликнул господин Фратю, оттолкнув учителя и заняв позицию на «Воле».
— О свободе! О свободе! — в восторге закричали все, так как господин Фратю считался первоклассным оратором.
Господин Фратю воодушевился, воздел руки и глаза к небу, взъерошил волосы на голове и, приняв театральную позу, начал торжественно-высокопарно, в современном духе:
— Братья! Атмосфера накалилась! Горы содрогаются и долины стонут от рева скованного балканского льва! Libert`e! O libert`e! [16] Придет время, и ты воцаришься в этих прекрасных местах, где теперь вздымается сатанинский полумесяц нашего пятивекового врага и притеснителя! Скоро на величественных вершинах нашей старой матери (он указал на Стара-планину), где в течение целых столетий лилась болгарская кровь, будет развеваться гордое знамя болгарского героя, внука славного Крума, Асеня и Симеона {83} . Уже грянул первый ружейный выстрел нашей libert`e — и знаете, о чем говорит этот гром? Подымайтесь, храбрые болгары! Конец рабству и притеснениям! Братья! Атмосфера накалилась!..
16
Свобода! О свобода! (франц.)
83
Крум, Асень, Симеон. — Болгарские цари: хан Крум (803–814), Асень I (1187–1196) или Иван-Асень II (1218–1241) и Симеон I (893–927), победоносно сражавшиеся с Византией.
— Да здравствует Болгария! — восторженно воскликнул учитель Гатю.
— Учитель, идем в участок. Тебя бей требует! — послышался чей-то грубый голос, произнесший эти слова по-турецки.
Все в ужасе расступились, давая дорогу жандарму.
XIV. Атмосфера накалилась
Оратор все стоял на камне, выпрямившись, окаменелый и неподвижный, подобно древней Галатее {84} . Хаджи Смион притулился за толстым стволом орехового дерева. Хаджи Атанасий спрятался за Мирончо, у которого возглас «браво!» замер на устах. Остальные стояли с раскрытыми ртами, в полной растерянности.
84
Галатея — имя прекрасной девушки, изваянной легендарным греческим скульптором Пигмалионом. Богиня любви Афродита, вняв мольбе скульптора, оживила статую.
Жандарм повторил приказание.
Учитель Гатю, несколько опомнившись от изумления, оделся, шепнул помощнику «Спрячь все» — и твердо промолвил:
— Идем,
Они ушли.
Перепуганная компания понемногу пришла в себя. Помощник учителя Мироновский юркнул в кусты и исчез. Все сбились в кучу и стали обсуждать совершившееся.
— Зачем вызвали учителя? — спросил Иван Капзамалин, у которого даже нос побелел.
— Как зачем? Разве ты глухой? Я ведь сказал: о посте надо было речь говорить… Вот вам и «атмосфера накалилась» и «да здравствует Болгария!» — мрачно произнес Хаджи Атанасий.
— Не верю, чтобы это было из-за речи, — сказал Мирончо.
— Как? Тогда за что же?
— Чтоб услышать эту речь, сидя у себя в конаке, бей должен был бы иметь уши длинней ослиных, а Гасан-ага — быть каким-то волшебником, чтоб так скоро перепорхнуть сюда. И потом — забрали бы и Фратю.
— Тут другое. Учитель, наверно, заварил какую-нибудь кашу, — многозначительно прошептал Поштянка. — Этого человека прямо с улицы взяли, не спросивши, кто он такой, откуда, и поставили учителем… Еще спалит все село, того и гляди. Очень просто.
— Не бойтесь, братья! Кураж! [17] — промолвил господин Фратю, испуганно озираясь.
— Где Хаджи Смион? — спросил кто-то.
Все оглянулись по сторонам.
— Куда-то убежал.
— Вот он!
Хаджи Смион показался из-за орехового дерева, без шапки, белый как полотно.
— Ушли? — спросил он и, оглядевшись, прибавил: — Что теперь делать?
— Говорите! — озабоченно промолвил Мирончо.
— Я убегу, — объявил Хаджи Смион.
— Убежишь?
17
Не робеть (франц.)
— С какой это стати — бежать? Кто заварил кашу, тот пусть ее и расхлебывает, — сурово произнес Хаджи Атанасий.
— У меня совесть чиста. Я политикой не занимаюсь, — смиренно промолвил Иван Капзамалин.
— И я тоже, — откликнулся Иван Бухал беспечно.
— Моя политика — у меня на ночном колпаке. Пускай бей приходит, — она и ему будет по вкусу, сакраменто дио [18] , — заявил Мирончо.
Иванчо молчал. А господин Фратю воскликнул:
— Не волнуйтесь, братья! Свобода требует жертв…
18
Черт возьми (итал.)
— Что ты там ищешь, Хаджи? — спросил Мирончо.
— Свой фес.
— До него ли теперь? Иди сюда.
— Зачем?
— Надо посоветоваться, что делать.
— Я убегу.
— Убежишь?
— Убегу.
— Ты с ума сошел!
— Ничуть не бывало.
— А мы все остаемся.
— Убегу.
— Один?
— Нет, с фесом своим, — ответил Хаджи Смион, возобновляя поиски.
— Как? А жена, а дети? — спросил Хаджи Атанасий.
Хаджи Смион поглядел на него растерянно.
— Какая жена? Какие дети?
— Твои.
— Мои? Ах да, ты прав. Никуда не побегу. Где их повесят, пусть и меня там… Но куда же девался мой фес, черт возьми?
И он окинул взглядом головы товарищей. Потом промолвил:
— Видно, тот забрал.
— Да, да, учитель взял его, — подтвердил Головрат.
— А его фес где?
— Да вон он, на суку висит… Возьми его, Хаджи, и пойдем, — сказал Мирончо.
— Я? Упаси боже.
— Бери. Не все ли равно?
— Что я? С ума сошел? Фес бунтовщика! Ох! — И он схватился за голову.