Рассказы капитана 2-го ранга В.Л. Кирдяги, слышанные от него во время «Великого сиденья»
Шрифт:
— Говорит помощник начальника распорядительного отдела штаба флота такой-то. Вследствие того, что начальник штаба флота временно остался за командующего, так как последний вчера отбыл в город Петроград на торжественный выпуск барабанщиков музыкантской школы и поскольку первый отбыл сейчас по встретившейся надобности в город Петроград, в управление торгового порта, для выяснения, какой толщины ожидается этой зимой ледяной покров Балтийского моря, то, учитывая, что вы командир бригады линейных кораблей того же моря, вам, по приказанию начальника штаба, надлежит вступить в командование таковым на срок двое суток.
— Ничего не понимаю, — говорит Трук печально и таракана поднажал, у того усики на лоб полезли. — Каковым это таковым?
— То есть как не понимаете? Вот вы теперь командующий флотом, только и всего. До понедельника.
— Позвольте, — говорит Трук, приходя во взволнованность, а таракану податься некуда. — Как это так — командующий?.. Я же не в самом деле командую бригадой линейных кораблей, а исключительно по стечению обстоятельств. Кроме того, за что же я? Есть и другие флагмана — бригады эсминцев, например, или учебного отряда… Нельзя же так, в самом деле, не разузнавши…
— Ничем, к сожалению, вам помочь не могу, — отвечает холодным тоном помначраспротдела. — Приказ есть приказ, начальник штаба его перед отъездом подписал, и я менять не могу, А перечисленные вами флагмана все, может, уже в Петрограде, потому пятница.
И трубкой — шварк.
Тут Трук таракана вовсе раздавил и впервые в жизни заговорил властным голосом в повешенный на той стороне линии телефон:
— Послушайте, вы… помначраспротак вас и этак! Никакой я не командир бригады, и нашивок у меня две с половиной, и разряд по тарифной сетке одиннадцатый, а вы — комфлот!.. Я буду жаловаться, я, может, до прокурора дойду! Что это за разные штучки?..
А служба связи со всей вежливостью:
— Кончили?
— Кончил, — говорит Трук, — кажется, кончил, дальше некуда, разве за начальника морских сил республики останусь, да счастье мое — Москва далеко…
И пошел, пошатываясь, в кают-компанию пожаловаться приятелям на свою бешеную карьеру, увидел Матвеева и головой покачал:
— Прав ты был. Вот я и флотом командую. До понедельника.
А тот жестоко хохочет, и все кругом от смеха по диванам валяются. Трук вовсе обиделся и пошел спать, чаю не пивши.
Только спал он тревожно и во сне все вздрагивал, потому что по всем линиям ему кошмары снились. То по командирской линии приснилось, будто из Москвы инспекторский смотр приехал, а весь комсостав откомандирован на курсы физической культуры. То по линии старшего помощника, что пришел приказ ввести в расписание занятий по четвергам с четырнадцати часов маникюр для всех, не исключая кочегаров, а помощнику чтоб раздобывать лаку и присматривать. То по линии комфлота, — будто пришлось созвать совещание флагманов, флагмана поприезжали, а на поверку оказалось, все штурмана — вриды, и вместо совещания все на свою штурманскую судьбу жалуются и просят освободить. А под утро приснилось, что эсминец «3 июля» утонул. И ведь так отчетливо приснилось, — будто стоял, стоял «3 июля» у стенки — и вдруг пошел на дно Средней гавани, пуская из труб пузыри. А на стенке народ волнуется, и прокурор статью ищет в отношении бездействия власти. Тут Трук вскочил с койки и как был, с голыми ногами, в кресло прыгнул и стал ручку вертеть:
— Дайте мне дежурного по штабу морских сил!
И, утратив всю свою скромность, закричал громовым голосом, привыкшим перекрикивать гул сражений.
— Бегите, — кричит, — немедленно на стенку и лично удостоверьтесь, не утонул ли там эсминец «3 июля»!
— Во-первых, — отвечает дежурный по штабу с наивозможной ядовитостью, потому что Труков звонок его разбудил, — во-первых, ни в июле, ни в августе, ни в сентябре у нас утонувших эсминцев не числится, а во-вторых, позвольте узнать, кто это интересуется?
— Старший штурман вверенного мне корабля, — в гневе по забывчивости говорит Трук. — И вы мне календарь не вычитывайте, я спрашиваю про эсминец «3 июля», который, возможно, затонул в гавани.
— Во-первых, — говорит дежурный с новой ядовитостью, — во-первых, я вовсе флагманский юрисконсульт и к штурманам никакого касательства не имею, звоните своему флагштурману. Во-вторых, как же это живой миноносец в гавани утонет? Это совершенно невероятно. А в-третьих, мне в конце концов в телефонную трубку не видно, кто это там так расприказывался?
— Врид командующего флотом, врид начальника штаба флота, врид командира бригады линкоров, врид командира корабля и помощник его тоже врид. А у телефона старший штурман Трук.
— Здравствуйте, Андрей Петрович, — говорит юрисконсульт. — Чего это у вас ночью столько народу собралось?
— Здравствуйте. Народу же никакого нет, и все это один я — Трук. И я вас попрошу, вы к моему голосу привыкните, потому что я, может, всю ночь распоряжаться буду. Итак, выполняйте мой словесный приказ.
И, не слушая, чего ему там дежурный по штабу говорит, трубку повесил и пошел в беспокойстве на палубу — сам посмотреть, ибо уже рассвело. Глядит — кораблей видимо-невидимо, а сколько их — не поймешь. Может, и вправду кто утонул. Дай, думает, по трубам сосчитаю, все ли в целости. Стал считать и сбился, потому что с мостика сигнальщик перевесился и докладывает:
— Товарищ вахтенный начальник, эсминец «Внушительный» просит разрешения войти в гавань!
А Труков линкор, как флагманский, старшим на рейде был, и вахтенный начальник равнодушно отвечает:
— Поднять «добро», не препятствовать!
Но Трук его перебил и даже руку простер в знак предостережения.
— Нет, — сказал, как отрезал, — возможно, где-либо в гавани «3 июля» на дне лежит, еще напорется. Пусть походит в море до выяснения.
Командир же «Внушительного» глазам не поверил: подняли флаг «аз», что означает — «нет, не имею, не согласен».
— Как, — говорит, — не согласен, когда мне в гавань надо? Это же небывалый случай, подымите еще раз.
Вновь сигнал подняли, и вновь «аз» получили. А на третий — командир «Внушительного» плюнул и говорит: