Рассказы (сборник)
Шрифт:
Возражать не приходилось. Парень медленно поднялся и взглянул на мать; но поскольку она молчала, он направился к двери. И уже возле порога проворчал:
— Медведь да еще и волк! Правильно они говорят, что этого многовато, не хватает только оленя, лисицы и льва, целый зоопарк. А если бы мы были настоящими арийцами, отец давно сменил бы фамилию.
— Вольф Дитер! — В этот раз голос матери ударил набатом.
Мальчишка закрыл дверь. Но тут же приоткрыл ее снова и крикнул в щель:
— Из-за этого я их и вздул! А если директор вам на меня настучал, так знайте — в моей заднице арийского больше, чем в его роже.
И дверь захлопнулась.
Господи, откуда у него это? Этот тон, грубость, строптивость? Ведь он всегда был такой милый и обходительный мальчик. Глаза матери бросали вопросительные взгляды на господина члена участкового суда. Тот полез было в карман, где лежало письмо, но тут же поспешно
Во время еды не было произнесено ни слова. После благодарственной молитвы, когда уже появилась служанка с подносом, господин член участкового суда вынул письмо из кармана, развернул его и положил перед женой.
Жена принялась читать письмо и читала слишком долго для нескольких строк, содержащихся в нем. Затем она подняла голову, и взгляд ее устремился мимо косившейся с любопытством служанки сквозь окно и еще дальше, в далекие пределы, минуя настоящее, уходя, в прошлое, или, быть может, в будущее. Вот что содержалось в письме:
Глубокоуважаемый господин член участкового суда!
По решению учительского совета прошу Вас незамедлительно забрать Вашего сына Вольфа Дитера из реального училища, в противном случае мы будем вынуждены исключить его. Причины этого мне не хотелось бы излагать письменно, однако готов встретиться с Вами лично.
Хайль Гитлер!
Д-р Форбергер,
директор реального училища.
Чтобы вышеизложенное не привело Вас к неверным заключениям, сообщаю Вам, что данное решение не связано с причинами политического свойства, кроющимися в Вашем происхождении или Вашей позиции. Однако я считаю своим долгом оградить учеников моей школы от разлагающего влияния Вашего сына.
Вышеподписавшийся.
Когда служанка вышла, жена уронила голову и разрыдалась. Ее методика воспитания потерпела крах.
II
Господин член участкового суда нарушил данное жене шесть лет назад после нескольких споров, если только позволительно обозначить таким словом разговор супругов Бэр, обещание впредь предоставить воспитание сына супруге и после работы отправился к директору училища. В письме было нечто поразившее его: растлевающее влияние сына на других учеников, а также намек на фамилию Бэр, сделанный с коварной оговоркой, что она может быть и арийской.
Высокий, сухопарый директор в начале разговора изобразил на лице строгость и боль и держался столь прямо, что партийный значок со свастикой угрожающе сверкал, но постепенно он позволил верхней части своего тела приятно расслабиться. Конечно, он отнюдь не склонен игнорировать тот факт, что мальчик раздражен постоянными сомнениями детей в его — он просит извинения — в его, гм, расовой чистоте. Однако следует также отдать должное и ученикам, проявляющим бдительность разбуженного национального самосознания и расовое чутье. Фамилия Бэр — он просит прощения — гм, позволяет двоякое толкование, хотя сам он, разумеется, ни в коем случае не подвергает сомнению данные господина члена участкового суда. Речь, однако, идет не об этих вопросах, а о, гм, весьма низком моральном уровне Вольфа Дитера. (Тут господин член участкового суда поднял взгляд.) Да, он вынужден употребить именно это выражение: низкий моральный уровень! Несмотря на это, он, как педагог, попытался бы, применив более строгое воспитание, вернуть мальчика на стезю добродетели. Хотя он весьма сожалеет, что должен высказаться на эту тему, ибо родительский дом, известный, конечно, своей приверженностью христианским принципам, не обладает, гм, достаточной строгостью и твердостью, отличающими германскую добродетель. В то же время он пришел, однако, к мнению, которое разделяют и большинство учителей мальчика, что тот, гм, в значительной степени страдает от известного опережения в развитии, и таким образом за свои, гм, обусловленные этим ранним развитием отклонения, чтобы не сказать, гм, извращения, ответственности нести не может. Он бы посоветовал, как ни тяжело это ему самому, удалить мальчика на некоторое время из родительского дома и попытаться спасти его юную жизнь с помощью строгого воспитания в коллективе. Да, так обстоит дело.
— Я прошу сообщить мне о некоторых подобных отклонениях, — тихо произнес господин член участкового суда.
Сидевший напротив него директор выпрямился.
— Я вижу, вы не лишены самообладания.
Затем он снова сочувственно склонился, но при этом блестящий паучок на значке угрожающе приблизился к господину члену участкового суда.
— Я объясняю себе вашу разумную реакцию в этом щекотливом деле, господин член участкового суда, тем, что вы в известной степени оказались подготовленным к нему. Возможно, вы уже имели не один случай с вашей уважаемой супругой обсудить аналогичные опасения.
Корпус господина директора наклонился еще сильнее вперед, но голос стал тише — хотя, возможно, только для того, чтобы потом его можно было значительно повысить.
— Вы, мой дорогой господин доктор Бэр, хотя и являетесь членом участкового суда, относитесь к тем немногим из имеющих родительские права лицам, кои не разрешили своим детям вступить в гитлерюгенд. Первоначально ваш сын, как казалось, примирился с этим. Зачтем он, однако, понял то, что его отец должен был бы понять раньше его: долго так продолжаться не может и членство в гитлерюгенде является долгом каждого ученика и каждой девочки, имеющих чистое расовое происхождение! С десяти до четырнадцати ты обязан быть членом юнгфолька [24] , с четырнадцати до восемнадцати — гитлерюгенда. И вот что вышло: ваш мальчик только первый год довольно равнодушно относился к своим товарищам, одетым в форму, а в нынешнем году все сильно изменилось. Он не только пытался, не имея права на ношение формы, участвовать во всех мероприятиях, он громче всех пел песни юнгфолька, проникал на собрания, пытался принимать участие в их занятиях и все снова и снова обещал, что принесет ваше письменное разрешение на его участие. — Тут директор выдержал паузу длительностью не меньше минуты. — Из соображений, каковые мне неизвестны, но, как полагаю я и учительский совет, у вас имелись, вы не дали такого разрешения. Таким образом, для учащихся нашего учебного заведения, принадлежащих к юнгфольку, оказалось вполне естественным проявлением долга, что они перестали допускать Вольфа Дитера Бэра на свои мероприятия. Тогда он стал появляться в кругах гитлерюгенда. В конце концов они выгнали его вон. Когда же он затем появился с настоящей нарукавной повязкой со свастикой, она была силой у него изъята, а он получил заслуженную пощечину. И что же он сделал потом? Нечто чудовищное; педагогический совет до сих пор упрекает себя в том, что тогда была проявлена непонятная снисходительность.
24
Юнгфольк — детская национал-социалистская организация.
Лицо у директора стало таким, будто в душе его боролись гнев, отвращение и боль, и это лишило его, видимо, дара слова, так что он вынужден был взглянуть на свой партийный значок.
— Могу ли я узнать, — тихо спросил господин член участкового суда, — что сделал Вольф Дитер?
Из поля сражения противоречивых чувств лицо директора превратилось в плац для проведения парадов, а голос зазвучал подобно фанфарам.
— Когда члены гитлерюгенда пригрозили ему, что как следует вздуют его, если еще раз увидят с символом нашего движения на рукаве, что сделал он тогда? — Глаза директора насквозь пронизывали господина члена участкового суда. Тот вопросительно приподнял плечи, но промолчал. — Это было три месяца тому назад, в январе. На школьном дворе лежал толстый слой снега. И тогда ваш невинный мальчик использовал его… — гм, да, гм… — он выписал свастику на снегу.
Удивленно, слегка улыбнувшись, господин член участкового суда посмотрел на значок в петлице директора.
— И подобное деяние — я имею в виду изображение свастики на снегу или на песке — рассматривается как преступное?
— Нет, изображение свастики не есть преступление, это то, что сотни тысяч, миллионы людей делают из чувства восхищения и гордости за нашего фюрера, наше государство и наше отечество. Но чем изобразил ваш отпрыск этот священный знак? Чем?
Голос директора звучал все громче и громче, последнее же слово громом прокатилось по комнате. Это напугало и самого директора, потому что он смущенно оглянулся, наклонился вперед и произнес свистящим шепотом:
— Он… он… — И, снова оглянувшись, прошипел еще тише: — Я же сказал… он выписал ее… гм… то есть не писал, а писал. — И заключил резким, как вопль: — Свастику!
И как будто стремясь уберечь свой значок, он прикрыл его левой рукой. Затем спросил холодным, убийственным тоном:
— Ну, что вы на это скажете?
Сначала господин член участкового суда не мог на это ничего сказать. Потом он улыбнулся.
— Но, уважаемый господин директор, вы, как наставник молодежи, знаете, вероятно, что… парни в этом возрасте не вкладывают в такие вещи особого смысла. Это не имеет ничего общего ни с оскорблением нравственности, ни, тем более, с политической демонстрацией! Такого сорванца достаточно отвести в сторонку и растолковать ему что к чему, — но из этого не следует делать тех далеко идущих выводов, какие делаете вы!