Шрифт:
Пролог.
Во второй части своей первой книги – “Туркменский алабай и среднеазиатские овчарки”, я разместил девятнадцать рассказов об этих собаках и попросил маркетолога – литератора дать оценку этой работе. Маркетолог посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
– Книгу? Вы написали книгу? Вот сейчас?! Когда ничто ничего не читает? И что Вы хотите? Чтобы я сказал Вам, будут ли ОНИ ее покупать?
Через два дня маркетолог вернул мой труд.
– А хорошая книга. Я с интересом прочел. Любите критиковать? Как ловко Вы обосрали… и европейских кинологов, и российских, и американских, и псевдо защитников животных, и живодеров… Всех!… Но интересно. Я теперь подумываю взять во двор алабая… Да, книга интересная, легко читается, захватывающе, не отпускает читателя, но она для целевой аудитории, для любителей служебных собак, а рассказы мне понравились гораздо больше. Очень интересно. Хорошие рассказы. Вот именно поэтому из этой книги их нужно исключить. Они там ни к чему. Книга не должна быть слишком объемной. Вы к этим рассказам напишите еще тридцать, и потом издайте еще одну книгу. Она будет востребованной. И стиль какой… где то к Чехову близко,… где то напоминает Сетона Томпсона… или Конрада Лоренца… Людям это понравится, обязательно издайте. Увижу эту книгу – куплю.
Я так и поступил – издал вторую книгу. Эти рассказы – результат моих наблюдений и общений с животными, реальные истории и эпизоды из жизни кинолога, в них нет ничего придуманного.
Сложно было придумать название книги. Рассказы о животных? Но это рассказы не только о собаках, и нельзя писать о животных, разделяя их существование от жизни и поведения людей, от нашего отношения к ним. Значит, это рассказы о взаимоотношениях людей, о животных и наших отношениях с ними.
С уважением, автор.
Альфа.
– Иди смотреть, ощенилась Альфа, щенков семеро, прикуривать можно от их морд.
Дядя Миша шутил над ярко – розовыми носами щенков. Альфа моя собака, щенки тоже мои, все мои, я их никому не отдам! У нас во дворе три собаки, а будет десять, это же замечательно!
В свои шесть лет я рассуждал именно так. Это был третий помёт Альфы. Дедушка отгородил собаке укромный угол в сарае, там она и ощенилась. Теперь моим любимым занятием стало подолгу наблюдать за малышами. Особенно я любил смотреть, как они сосут, постанывая от удовольствия и кряхтя, как от тяжёлой работы.
Но что – то пошло не так. Пропал один щенок, теперь их осталось шестеро. Где щенок? Я чувствовал, взрослые говорят неправду: “дедушка кому – то отдал, у собаки того человека нет детей”. Куда мог деться слепой сосунок семи дней от роду? Повзрослев, я стал понимать, что малыша мог убить забежавший в сарай кабанчик, могла унести крыса, когда Альфа отлучалась по своим делам, оставляя своих детей всего на несколько минут. Да мало ли что ещё могло произойти… Но тогда я ничего не хотел понимать, только догадывался, что щенок погиб, и это от меня скрывают. В тот же день Альфа вырыла нору под старым толстым забором из необожжённого кирпича и перенесла туда щенков. Через два дня, рано утром, забор рухнул, нору засыпало землёй и кирпичом. Альфа откопала своих мёртвых детей, всех шестерых, положила трупики здесь же, у норы, очистила, вылизывала, переворачивала, тыкала в тельца носом, пытаясь найти признаки жизни хотя бы у одного из них. Она убедилась, что щенки мертвы, села, и безучастно смотрела в пространство, в никуда, из глаз «азиатки» катились слёзы. Сидя на корточках возле Альфы, я тоже плакал, впервые увидев, как плачет собака. Тогда я не мог знать, что ещё не раз увижу слёзы «азиатов», ещё не раз, даже в зрелом возрасте, сам буду плакать из – за собак. Никогда, даже в детстве и в юности, я не плакал от физической боли. Раны от когтей хищных птиц, ожоги, вывихи, переломы, собачьи покусы и огнестрельные ранения, полученные по живости натуры, огорчали главным: мама узнает и станет плакать, но собачьи слёзы и страдания всегда были для меня потрясением, а большая красивая «азиатка» Альфа осталась в памяти, как самая добрая и заботливая собака.
Гара.
Слух об указе обрастал новыми подробностями, всё более нелепыми и невероятными, но народ Страны Советов уже знал точно: облагаться налогом поштучно будут фруктовые деревья и домашняя скотина, а значит, за ишаков придётся платить. Тратиться на редко используемых копытных никто не хотел. Поздним душным вечером ишачков провели по улицам пыльного городка, из дворов выгоняли других осликов и они присоединялись к общему табуну. Решено было отогнать табун подальше от городка и выпустить на волю, попросту изгнать, избавиться от него. Так и сделали. Никто не обратил внимания на то, что Гара шёл рядом с длинноухими. Годовалый алабай вечерами часто слонялся недалеко от своего двора. Двое парней отогнали две дюжины ишаков подальше от населённого пункта и, возвращаясь ночью, по прохладе, не заметили, как Гара ушёл с табуном, вернее, увязался за невысокой добродушной ослицей – своей приёмной матерью.
История эта произошла в Туркмении, недалеко от Мары, то ли в Тахта – Базаре, то ли в Байрам – Али, позже каждый рассказчик будет утверждать, что произошло это именно в его захолустье, и что он видел и знает об этом больше остальных.
У лучшей в районе суки, рослой, и с хорошим костяком, родилось четверо щенят. Сразу было заметно – щенки богатыри, не зря собаку возили на вязку в кушкинский район, уж очень был хорош тот кобель, здесь таких давно уже не было.
Мать щенков погибла, когда им не было и трёх недель, и сын хозяина, мальчишка -подросток, нашёл малышам кормилицу – ослицу, потерявшую своего детёныша – сосунка. Малышей брали на руки и прикладывали к вымени, но почему- то трое щенков начали болеть и чахнуть, а четвёртый рос как на дрожжах, ослиное молоко явно шло приёмышу впрок. Позже его стали подкармливать, но проголодавшись, щенок прибегал к приёмной матери и требовал молока. К трём месяцам ему уже не нужен был ящик – подставка, чтобы доставать до вымени, малыш становился на задние лапы, передними опирался о внутреннюю часть бедра ослицы, и сосал молоко. Назвали его Гара – чёрный, но чёрным он был не весь, на груди собаки была белая “манишка”, а на передних конечностях белые “гольфы”, белой была и морда с проточиной на лбу. С четырёхмесячного возраста размеры щенка были предметом шуток хозяев и соседей: если так и дальше пойдёт, то алабай перерастёт свою приёмную мать, ведь он до сих пор питается молоком ослицы, ведёт себя так, будто она и в самом деле была его мамой. Гара стал настоящим гигантом, оставалось только гадать, каких размеров он станет к двум – трём годам. Годовалый ослиный выкормыш побил и потрепал всех взрослых соседских кобелей, осмеливавшихся драться с ним, но был послушным и покладистым алабаем. Хозяева уже давно знали особенность его характера: нельзя было не то что бить, но и приближаться с палкой к приёмной матери волкодава. Теперь ослица не привлекалась к работе, но в тягость она то же не была. Ишаки неприхотливы, живут, как бы сами по себе, кормилась она тем, что Бог пошлёт, бродяжничая по городку, а Гара всегда и везде сопровождал свою приёмную мать.
На следующий день люди пытались найти собаку, сопровождавшую табун ишаков, но безуспешно. Со временем такие стада, изгнанные из населённых пунктов, стали редеть, а затем и вовсе исчезли, становясь лёгкой добычей хищников, а табун, сопровождаемый надёжным охранником – алабаем, увеличился за счёт рождённых на воле ишачков. Длинноухие одичали на воле, Гара тоже отвык от людей и стал недоверчив. Алабай сопровождал и охранял табун, не вмешиваясь в выбор маршрута. Иногда копытные встречались с людьми, но волкодав охранял ишаков и от людей, ясно давал понять, что гостям не рад, и готов расправиться с любым нарушителем благополучия стада. Предупреждения алабая были убедительными, не было желающих рискнуть и одеть на собаку ошейник, на контакт с людьми Гара не шел. Но попытки приманить алабая – гиганта были. Это желание подогревали рассказы местных людей о том, как волкодав убил сразу двух хищников из волчьей семьи, вздумавшей охотиться на ослика из его табуна. Геологи рассказывали о большой чёрной собаке с белой грудью, убившей гиену. Неудачную охоту гиены геологи наблюдали “вблизи”, смотрели в бинокль. С их слов, Гара расправился с хищником, как палач с жертвой: он был гораздо крупнее гиены.
Большой двугорбый верблюд отогнал два десятка верблюдиц подальше от юрт, и никого близко не подпускал к гарему. Никто, даже хозяин, не рискнёт подойти к верблюду во время брачного периода, самцы в это время чрезвычайно агрессивны и опасны. Вожак ишаков, с противоположной стороны, слишком близко подвёл табун к территории спятившего от избытка чувств верблюда. Налетевший самец ударом ноги убил первого попавшегося ишака, сбил с ног второго и схватил кричавшего осла большими жёлтыми зубами. Подоспевший Гара вцепился двугорбому сверху в основание морды, и резкими рывками мотал уродливую слюнявую голову из стороны в сторону. Ревущий от боли верблюд сдался, для такой громадины это было позорное поражение. Волкодав бросил ставшего беспомощным психопата, и побежал догонять ушедший табун.
Мало ли в Туркмении алабаев, но местные туркмены и русские геологи не раз пытались получить потомство от Гары: “подсылали” ему течлых сук, но к самкам бродяга относился с подозрением и прогонял их, потомство он так и не дал. Были у охранника табуна и недоброжелатели. В разное время волкодав дважды убивал пастушьих собак, сопровождавших стада овец, вряд ли пастухи простили ему гибель своих помощников.
Четвёртый год алабай охранял свою приёмную мать, никогда не оставлял табун и не отдалялся от него. Годом раньше вожак допустил более серьёзную ошибку, чем вести своих подопечных кормиться в места выпаса овец. Постоянно кочуя в поисках корма, табун ишаков набрёл на бахчу, здесь длинноухие пировали на славу. Гара тоже оценил великолепный вкус дынь – бахарманов. Вкус туркменских дынь запоминается надолго – через день вожак опять привёл сюда табун, гурманы доели остатки урожая и полностью уничтожили бахчу. Память у ишаков хорошая, на следующий год вожак привёл их в это же место, но теперь урожай охраняла собака. На границе территории сторожевой пёс пытался остановить налётчиков, злобно лая взахлёб, бегал из стороны в сторону, пытаясь остановить ишаков выдвинувшихся вперёд, но одно присутствие чёрного великана наводило на него страх. Хозяйский «азиат» не сближался с волкодавом ближе десяти – пятнадцати метров, голос охранника выдавал беспомощность и бессильную злобу. Уважая чужое право на территорию, Гара не пошёл к бахче, но решение принимал не он, а вожак. Волкодав ясно дал понять охраннику, что будет защищать упрямого ишака и весь табун.
Неожиданно Гара услышал негромкий сухой звук выстрела нарезной мелкокалиберной винтовки, и кто – то невидимый ткнул его в грудь. Совсем скоро звук повторился и, вскинув зад кверху, вожак с пулей в бедре кинулся прочь, уводя за собой ишаков. Гара с трудом успевал за табуном, затем всё медленней шел за ушедшими далеко вперёд ишаками, упал, и больше уже не поднялся.
Барон.
– Иди, вон там, посмотри, какой алабай, только близко к клетке не подходи.
<