Рассказы. Девяностые годы
Шрифт:
В Хэннане закрылись лавки и трактиры. Только несколько стариков старателей еще продували золото в лощине между Маританой и Кассиди. Но Фриско все-таки был убежден, что недаром Брукмен, Чарли де Роз и Зэб Лейн так держатся за свои участки на Большом Боулдере. Они уверяли, что «в ближайшем будущем эти рудники оправдают самые радужные надежды и слава Хэннана вознесется до небес».
ГЛАВА XXIX
Моррисом все сильнее овладевало беспокойство и досада. Он окончательно потерял веру в Хэннан, и его бесили
В той шахте, которую он и Фриско вырыли на участке к юго-западу от Кассиди, золото иссякло. Вот уже несколько недель, как они ничего не добывали. Но участок был удачно расположен, и Фриско упорствовал в надежде все же продать его английским перекупщикам. А те, напуганные наступившим застоем, избегали приобретать участки, которые не сулили немедленной богатой добычи. Похоже было на то, что не скоро появятся покупатели к юго-западу от Кассиди.
У Морриса не было наличных денег. Каким образом Фриско ухитрялся всегда быть при деньгах, этого Моррис никак понять не мог. Правда, Фриско повезло: он нажил несколько тысяч во время бума в Кулгарди, но большую часть этих денег он растратил во время разведки и спекулируя на акциях. Однако он все же как-то держался, покупая и перепродавая золото, получая комиссионные со всевозможных сделок, содержа игру в ту-ап. Салли знала, что Моррис кругом в долгу у лавочников и трактирщиков. Не удивительно, что он так жаждет раздобыть денег.
Когда Кон Магаффи вернулся из Кэноуны с новостями о походе на юго-восток, Моррис решил отправиться вместе с ним. Кон был уже старик, но хороший разведчик. Его товарищ только что умер в больнице после отчаянного кутежа, и Моррис легко уговорил Кона взять его с собой в этот поход.
Фриско не чинил Моррису препятствий, когда тот объявил о своем решении, и выплатил ему двести фунтов отступного за его долю; Моррис нашел, что это очень благородно со стороны Фриско, принимая во внимание, что он, Моррис, хотел просто бросить участок, а цена на участки в Хэннане сильно упала.
До Кэноуны было всего двенадцать миль. Но когда Салли шагала рядом с повозкой под палящим солнцем, эта дорога казалась ей самой бесконечной и утомительной из всех дорог. Моррис приобрел повозку на рессорах и старую белую кобылу, чтобы перевезти все их имущество: палатку, одеяла, небольшой опреснитель, грохот, кайло, лопаты, бачок для воды, провизию, жестяной сундучок Салли и чемодан Морриса.
— Если ты устанешь, ты можешь примоститься на крыле повозки, — сказал Моррис, когда они на рассвете пустились в путь.
Он уже не был ни мрачен, ни угнетен, а, напротив, весел и полон энергии, хотя было свыше ста градусов в тени и солнце нещадно жгло дорогу, извивавшуюся среди зарослей. Старик Кон ехал впереди на своей лохматой лошаденке, а следом за ним шла вьючная лошадь. Облако пыли окутывало и его и повозку Морриса.
Кон был крепкий старик, косматый, как дикий козел, и пахло от него тоже козлом. Ему не понравилось, что его товарищ тащит с собой женщину, и он решил не замечать
Моррис еще не успел остановить лошадь, потную и задыхающуюся после тяжелой дороги, а Кон уже развел на обочине костер и повесил котелок с водой.
— Можно и перекусить, — пробурчал он. — Какой смысл надрываться?
— Вот это верно, — поддакнул Моррис, отирая потный лоб темно-синим носовым платком.
Лицо его было багрово-красно от солнца и пыли, но, по-видимому, ничто не могло испортить ему настроение. Салли сняла с повозки мешки с провизией, открыла консервы и принялась нарезать хлеб и солонину.
— Сразу видно, что вы привыкли к походной жизни, — пробормотал Кон. — Только для меня режьте потолще.
— И для меня, — усмехнулся Моррис. — Здесь твои деликатные ломтики ни к чему, Салли. Мы любим, чтобы они были большие и толстые.
Кон вооружился ножом.
— Ломоть хлеба и кусок мяса. Придерживайте мясо большим пальцем, вот так, миссис, а потом запейте все кружкой горячего чая. Лучшей заправки нет на свете.
Он пододвинул к себе мяса и хлеба и принялся за еду. Моррис последовал его примеру. Салли тоже положила кусок мяса на толстый ломоть хлеба.
— А ведь вкусно, — согласилась она, с трудом запихивая все это в рот.
Кон заварил чай, наполнил большие кружки горячим черным питьем и отрезал себе еще хлеба и мяса.
— Хорошо! — сказал он наконец, поднимаясь и потягиваясь. — Вот это, что называется, закусили. Главное — хлеб настоящий. А там, куда мы едем, миссис, будут только лепешки да консервы. Ближайшая лавка за десять миль — хотя вы, конечно, можете прокатиться за покупками в Кэноуну.
Это, видимо, была шутка. Салли из вежливости засмеялась.
— Шикарный лагерь — эта Кэноуна, — продолжал Кон. — Несколько улиц и с пяток трактиров. Деньгами все так и швыряются, и там много веселее, чем в Хэннане.
Моррис охотно бы вздремнул немного. Хотя солнце неудержимо палило красную землю, низкорослые деревья кое-где отбрасывали на нее клочья черной тени. Но Кон хотел засветло добраться до Кэноуны.
Пока путники закусывали, лошади немного отдохнули в тени. Кон уже оседлал свою и готов был тронуться в путь, а Моррис все зевал и потягивался. Салли убрала провизию обратно в мешки и начала запрягать кобылу. Кон подошел к ней, чтобы помочь.
— Вот уж не ожидал, — засмеялся он. — А я-то думал, вы просто дамочка-белоручка. Видно, вы привычная к здешним дорогам.
— Я родилась и выросла в зарослях, — сказала Салли. — И лучше знаю лошадей, чем Моррис. Никогда бы я ему не позволила купить эту клячу, если бы он со мной посоветовался.
— Да, лошадка неважная, — согласился Кон.
— Вислозадая, ноги не пружинят. И, кажется, уже хромает, — сердито сказала Салли.
— Счастье, что нам недалеко, — с беспокойством заметил Кон. — Уж вы постарайтесь как-нибудь, чтобы она не свалилась на полдороге.