Рассказы
Шрифт:
Он не знал, много ли в Токио больших многоквартирных домов и сколько лет ему понадобится, чтобы обойти их все, если за день он сможет побывать лишь в двух-трех. И все же он не мог отказаться от поисков.
Каждое воскресенье, покинув свой бонсай, он бродил по городу, но все было напрасно.
VII
В последнее воскресенье декабря, как раз перед Новым годом, он вернулся вечером усталый от ходьбы и пошел в ближайшую баню. Болели старые раны на руке - наверно, продрог на улице. В бане он вымыл наконец голову и, освеженный и чистый, вернулся домой.
– Вы спите, Айда-сан?
– Еще нет, - ответил он, одернул свитер, который собирался было снять, и открыл дверь. Рядом с домоправительницей стоял незнакомый мужчина средних лет, щуплый, с моргающими глазами, в просторном на вид плаще. Домоправительница назвала мужчину следователем.
Айда невольно попятился. Подумал: "Пришли взыскать за то, что он самовольно ходит по домам и наводит справки о Миса".
– Айда Кохэй, не так ли?
– спросил следователь совсем не строгим голосом и шагнул к двери.
– Вы знаете женщину по имени Митобэ Миса?
"Откуда следователю известна Миса?" - удивился Айда и сказал, что знает. На вопрос, кем он ей приходится, ответить было совсем не трудно, потому что в своих блужданиях по городу он привык к такому вопросу.
– Встречались ли вы на днях с Миса?
– спросил следователь, и он ответил, что не видел ее с сентября.
Следователь кивнул, и Айда подумал, что допрос закончен, но следователь улыбнулся и спросил еще, где он был и что делал вчера вечером.
– Вечером? Да вот здесь.
– Он легонько топнул ногой по татами {Татами толстый соломенный мат стандартного размера (около 1,5кв.м), которым застилается пол в традиционном японском доме.}.
– Все время были в этой комнате?
– Лицо следователя улыбалось, только глаза оставались серьезными.
– И чем же вы занимались?
– Чем? Глядел на пейзаж.
– На что?
– На бонсай.
– Гм!
– хмыкнул следователь и быстро оглядел комнату.
– И где же он?
– А вот.
– Айда открыл стеклянную дверь, раздвинул дребезжащие ставни и показал на бонсай, стоявший сразу же под ногами на мокром балкончике. Следователь нагнулся и, упершись руками в колени, уставился на горшок.
– Это и есть пейзаж?
– Да.
– Что это за деревья?
– Дубы.
– Дубы? Даже не подумаешь, что у них есть корни. Будто ветви натыканы.
Аиду охватило раздражение. Дело принимало нешуточный оборот. Ничего не говоря, он присел на корточки и подергал один из дубков.
– А девочка-то по имени Митобэ Миса умерла. Айда испуганно отдернул руку от дубка.
– Отравилась газом. В старом доме в районе Мэгуро, - сказал следователь.
Айда хотел встать, но ему почему-то сделалось страшно, и он остался сидеть.
– Самоубийство?..
– спросил он, крепко схватившись руками за колени и глядя на бетонную стену, громоздившуюся прямо за мокрым балконом.
– Письма не оставила. На самоубийство не похоже. Резиновая трубка у газовой колонки отошла - видать, во сне ногой толкнула.
Следователь все еще стоял нагнувшись, упираясь руками в колени.
– Миса-тян одна была?
– Одна. Говорят, у нее кошка жила. Так эта кошка исчезла. Дверь не была заперта.
Айда обернулся, а следователь выпрямился.
– Поедешь перед Новым годом в деревню, утешь там родителей Миса-тян, сказал следователь, направляясь к двери.
– Извини за беспокойство.
В тот вечер Айда Кохэй исчез. Утром старушка домоправительница, заметив, что он долго не выходит, пошла поглядеть, что с ним. Постель была постлана, а его самого не оказалось. Горел свет, стеклянная дверь и ставни были открыты. В комнате все оставалось в том же виде, как накануне вечером, когда старушка ушла, пожелав постояльцу спокойной ночи. Только Кохэй не сидел на корточках перед горшком с миниатюрной рощей.
В комнате она нашла джемпер и носки. В ящике для обуви стояли гэта. Значит, Кохэй ушел куда-то босиком, в одном свитере и джинсах? Позвонила ему на службу. Там ответили, что Кохэй не появлялся. Старушка обследовала ящик стола - письма не было.
Он не вернулся домой ни назавтра, ни через день. Шло время новогодних отпусков, и старушка подумала, что он уехал внезапно на родину. Послала телеграмму в деревню. Через пять дней пришел ответ:
"Кохэй не приезжал". Минуло десять дней, двадцать - Кохэй не появлялся.
Бонсай по-прежнему стоял на балконе. Никто его не поливал, земля засохла, мох запылился и порыжел. Рощица погибла.
Когда налетал пыльный ветер, маленькая бабочка, висевшая на нижней ветке одного из деревьев, тихонько качалась.
И никто не заметил, что это была вовсе не бабочка.
Там висел мертвый Кохэй.
Я в пятнадцать лет и мое окружение
Как-то однажды я написал предсмертное письмо. Не потому, что хотел покончить с собой. Просто меня мучило предчувствие, что меня могут убить. Вообще-то я несколько преувеличиваю. Я написал его скорее бессознательно, в душевном смятении - из боязни, что могу неожиданно отправиться на тот свет.
Это было в мое пятнадцатое лето.
Однажды на рассвете меня разбудил страшный грохот. "Уж не землетрясение ли?" - подумал я, вскочил с постели и открыл окно. Прямо перед моими глазами по небу с оглушительным ревом стремительно промчался сверкающий черный дьявол. Он мгновенно исчез за ближайшим высоким домом, а я отчетливо разглядел белые звезды, нарисованные на его брюхе. Подоткнув подол ночного кимоно, я выбрался из окна, сполз на животе вниз по цинковой крыше, пробежал вдоль стены, прыгнул в сад и нырнул в убежище. Там было так темно, что я с разбега, ничего не разбирая, пролетел прямо до конца рва и стукнулся лбом о деревянную стенку. Опомнившись, я тут же высунулся из рва и закричал, обернувшись к дому: "Воздушный налет! Спасайтесь!" Однако мне только показалось, что я кричал. На самом деле горло мое не издало ни звука. Это было примерно за месяц до окончания войны.