Рассказы
Шрифт:
Подобные позиции, где обе стороны, несмотря на материальный перевес одной из них, не могут все же добиться победы, названы «позиционной ничьей». Она изобретена усилиями этюдистов двадцатого века!
Морфи должен был проанализировать это парадоксальное положение.
Для любителей же шахмат предоставим слово самим шахматным фигурам, которые передвигались волею людей, разделенных столетием.
1.Kd1: Белые предвидят приготовленную Морфи жертву коня на g4 и в то же время предотвращают движение пешки на сЗ. Поэтому недостаточен был ход 1. Kрg5? сЗ и черные выигрывают. 1… Kg4+ 2.Kpg5 Кf2! Морфи все-таки жертвует коня, на то он Морфи, рассчитывая на неотвратимый прорыв пешки сЗ! Прорыв действительно неотвратим, но… Здесь плану черных противостоит
Кстати, клетка довольно просторная; ферзь безопасно может стоять на четырех полях: с1, с2 и а1, а2, но и только! Но может быть, черным можно пожертвовать своего незадачливого ферзя во имя разрушения клетки? Скажем 8… Ф:b2, и теперь если белые возьмут ферзя конем, то: 9.К:b2? Кр:сЗ с выигрышем. Но у белых есть лукавый промежуточный шах после 8… Ф:b2 9.Кb5+ Крс4, и вот тогда 10.К:b2+ Крb5, и теперь уже черным надо думать о ничьей. И все же психологически очень трудно примириться с бесполезностью такого материального преимущества, как ферзь, имеющий по крайней мере четыре поля для маневра. Ведь с его помощью черный король в дуэли с белым всегда будет иметь запасный темп для оттеснения противника. Ему достаточно достигнуть поля f4 и f3. Тогда можно отдавать ферзя на d1 и прорываться королем на е2 с выигрышем. Неужели черным не выполнить такого плана с помощью запасных темпов? Если они сразу же после шаха конем с сЗ пойдут королем на е6? 5.КсЗ+ Кре6 6.Kd1 Kpe5 7.Kpg4 Kpf6 8.Крf4 с1Ф! 9.Крg4 Крg6 10.Kpf4 Kph5 11.Kpg3. Итак белый король оттеснен, желанное поле f4 близко! 11… Kpg5, становясь в оппозицию и вынуждая белого короля уступить поле f4! Но у белых, оказывается, есть ресурс — 12.Ке4+ Kpf5 13.Kc3 Фа1 14. Kpf3. Ничья.
Ясновидящая дама передала Дине Макаровне по телефону, что Морфи пожал руку невидимому противнику в знак признания ничьей.
Я победоносно посмотрел на своих друзей-шахматистов, на прозаика и драматурга. Ну что, снобы?
Главный редактор молодежного журнала был человеком увлекающимся. Огромного роста, с неседеющей кудрявой головой купидона, он с неуемной энергией набросился на меня, требуя популярной статьи о проведенном эксперименте. Он любил «научные сенсации», а меня считал мастером по таким делам, заработавшим на них немало заживших шрамов.
Я, может быть, и на этот раз рискнул бы на такое выступление в печати, если бы не то, что последовало за памятным вечером. Кинозрители расходились тогда, посмотрев на экране вымышленную ситуацию на вымышленной планете, не подозревая, что рядом за дверью, ведущей с главной лестницы, по которой они шли, произошло реальное, но поистине фантастическое событие в наше время на нашей Земле. Но дальше было еще фантастичнее!..
Михаил Михайлович вызвал меня телеграммой в аэропорт, куда прилетал из-за океана. Мы были с ним в очень хороших отношениях, но встречать его на вокзале мне пока не приходилось. Я понял, что у него были на то веские основания.
Самолет «Панамерикэн» с зарубежными опознавательными знаками шел на посадку.
Мне удалось прорваться на летное поле вместе с почитателями наших спортсменов, удачно выступивших за океаном. Очевидно, ради них и были смягчены обычные аэродромные строгости.
Один за другим спускались по трапу молодые, дышащие здоровьем люди, на лету подхватывая брошенные им букеты цветов.
А я с некоторым превосходством смотрел на всех и думая о том, что ТОГО, кто перешагнул порог времени и организовал «матч антимиров», никто не замечает, не приветствует, не засыпает цветами… Признаюсь, я имел в виду не показавшегося на трапе грузного Михаила Михайловича роль которого в организации матча мне уже казалась второстепенной, — я имел в виду самого себя…
Михаил Михайлович сошел на поле одним из последних. Мы обменялись с ним рукопожатием.
— Но какова позиционная ничья? — сразу начал Поддьяков. — Два коня против ферзя с пешкой! Каково!
Я недоуменно уставился на него. Откуда он знает? Я не сообщал ему текста сыгранной с Морфи партии.
— Гроссмейстер, — профессор назвал одно из самых громких шахматных имен Запада, — в восторге от выдумки своего противника. Она поистине достойна Морфи.
— Как так Морфи? — запротестовал я. — Морфи играл черными, а позиционную ничью сделали белые.
Михаил Иванович улыбнулся.
— Это у вас тут Морфи играл черными, а там, за океаном, Морфи играл БЕЛЫМИ. Черными согласился играть первый гроссмейстер Запада.
— Он поверил в ясновидение?
— Там многие этому верят. А вот как у вас тут поверили? — И он с улыбкой развел руками.
Я чувствовал себя уничтоженным:
— Значит, гроссмейстеры играли не с Морфи, а между собой? — упавшим голосом спросил я.
— Конечно. Иначе партии бы не было! Ведь мы же договорились сделать вклад в шахматную науку.
— Как же передавались ходы? А клерк из Нью-Орлеана?
— Банковский служащий нам много помог. Вы, конечно, помните о знаменитых опытах с подводными лодками? На борту их находилось перципиенты, угадывавшие карты, которые предъявляли им на берегу «индукторы», находящиеся за тысячами километров.
— Да, я слышал, но не придавал значения.
— И напрасно! Один из этих перципиентов и был Нью-Орлеанским банковским служащим. Ему удалось установить контакт с вашей юристкой. Оба думали, что они общаются с прошлым, и передают ходы великого Морфи. Хотя на деле связь с прошлым и не была установлена, все же результат эксперимента едва ли нужно считать отрицательным. Тем более что аналогичный эксперимент был проведен с одним из американских космонавтов, находившемся на Луне. Правда, есть сомнения в чистоте эксперимента, кстати сказать, неофициального, если не нелегального.
— Но у нас? Есть же шахматная партия!
— Что бы ни случилось, она пусть украсит шахматные издания. Отчет же об эксперименте — соответствующее отделение Академии наук.
— Кесарево — кесарю, — уныло сказал я и решил не писать для молодежного журнала статьи о победе над временем.
Вместо нее я написал этот рассказ, а позицию из партии переработал в шахматный этюд.
КЛИН КЛИНОМ
Оглянувшись и никого не увидев на узенькой улочке, Вилена нырнула в калитку. В квадратном каменном дворике старинного аббатства с узкими стрельчатыми окнами столетиями размещался один из колледжей Кембриджского университета. Вилена услышала оживленные голоса и увидела группу студентов. Все они были в одинаковых шапочках и в черных мантиях разной длины, которая свидетельствовала об академических успехах каждого. Чем лучше учился студент, тем длиннее была его мантия. Это одеяние никак не вязалось с современными прическами, сигаретами и даже с очками, впрочем выглядевшими так же старомодно, как и мантии.
У Вилены сжалось сердце. Очки! Ведь ее Арсений, улетевший в звездный рейс, носил очки… Как ошиблись они, думая, что переживут разлуку. Арсений не мог поступиться своим долгом. А она хотела быть достойной его. И вот… Тоска оказалась сильнее разума! Вилена даже не в силах была давать концерты. II вдруг неожиданно согласилась ехать в Англию. Причиной тому было газетное сообщение об «Уэллсине», якобы сооруженной в Кембридже.
Сэр Уильям Гретс, известный физик, придерживающийся своеобразных теоретических взглядов на «Пространство-Время», объявил, что им построена машина времени, которую он назвал «Уэллсиной». Он собирался с се помощью доказать, что рядом с нашим миром существуют антимиры с другими значениями масс, даже с отрицательными массами, и соответственно — с другим масштабом времени, в том числе и отрицательным временем, то есть текущим назад. Принцип ее действия заключался в перемещении в квазипространственном измерении в слои «Пространства-Времени» с последующим возвращением из «антимиров иных масс и времен» в нормальный мир, но уже спустя какое-то значительное для Земли время.