Рассказы
Шрифт:
— Парни, есть у кого-нибудь знакомые в налоговой? — спрашиваю я.
Никто не отвечает. Даже как-то неуважительно.
— Вы чего, оглохли? Есть…
— Нафига тебе? — спрашивает Мул.
— Я Игорю денег должен. Много. Думаю ему одну акцию устроить, а потом отмазать. Может, прокатит…
— У меня нет. — отвечает Мул после небольшой паузы.
— Куба, а у тебя есть?
Кабан молчит. Даже не похоже, что он под кайфом.
— Кабан?
…
— Эй, Кабан!
— Не трогай его, — советует
— Да я просто спросить… — начинаю пояснять я Мулу, но тут Кабан неожиданно спрашивает:
— А почему барыг не уважают?
— Потому что они все козлы! — моментально отвечает Мул.
— И все-таки? — Куба с интересом смотрит то на Мула, то на меня. Но я не знаю, что ему сказать, говорит Мул.
— Кабан, они наживаются на чужом горе. У кого-то выхода нет, а они на этом зарабатывают.
— Дай сигарету. — просит Кабан у меня и я лезу в карман. Закуриваем все трое, затем Кабан говорит:
— Вот эти, которые венками торгуют, памятники делают, на кладбище места продают… они тоже на чужом горе наживаются, но про них никто не говорит, что они такие-сякие.
— От барыги ты зависишь. Причем в этой зависимости он виноват не меньше твоего. И он… думаешь, он тебя за человека считает? Для него ты существо, приносящее ему немного денег. Он живет на расшатанных нервах мескалинщиков, на ломке героинщиков, на слезах матерей и на ранней седине отцов, на ссорах с любимыми… — Мул постепенно воодушевляется, словно спящий вулкан просыпается и извергается словесной лавой, но Кабан взмахом руки останавливает его речь.
— Хватит, я понял. Мул, короче, ты не хотел бы быть барыгой, да?
— Я — нет. А ты что, хочешь наркотой поторговать?
Вопрос задан в шутливой форме, но Кабан никогда не воспринимал шутку как шутку.
Какое-то время он молчит, затем говорит:
— На сегодняшний день я никто. Реально я ничего не умею делать, кроме как играть в компьютер и накуриваться. Учеба — занятие хорошее, но если ты знаешь, что в дальнейшем она тебе понадобится. Лично я не вижу впереди никакой перспективы, а вот работать мне сейчас надо. Следовательно, учебу придется бросить. Дальше: куда идти работать? Грузчиком? Подсобным рабочим? Заработок — копейки, вариантов подняться — ноль. Воровать не умею, в бандиты податься — я ни духом, ни силой не вышел… Почему бы не попробовать?
— Западло быть барыгой. — вяло заявляет Мул и зевает так заразительно, что меня самого тянет в сон.
— Это ты так считаешь. А Афоня уверен, что западло — закидываться.
— Это беспредметный разговор, — влезаю я в спор. — не все так просто…
— Почему? Трудно купить травы и потом продать ее?
— Два-три пакета ты купишь и продашь без проблем. А возьмешь мешок — тебя Афоня, если узнает, сам ментам сдаст. Или братву подключит, ни травы, ни денег не будет. Еще и по башке получишь.
Кабан молчит. Только вряд ли его убедили мои слова. А меня это беспокоит. Это не стеб и не бред накурившегося. Кабан никогда не стебется и никогда не бредит.
— А если Афоню кинуть? — спрашивает Кабан. Или размышляет вслух.
Если бы эти слова сказал не Куба, а кто-нибудь другой из нашей компании, мы бы с Мулом обязательно развили эту тему, помечтали бы о славном «Большом Куше» и… и всё.
Но Кабан не шутит. Он всерьёз думает над тем, как кинуть, наверное, самого крупного в городе розничного продавца наркоты.
— Как ты его кинешь? — спрашиваю я.
— Не знаю… — медленно отвечает Кабан. — Надо подумать.
— Куба, ты псих? За это голову открутят быстрее, чем ты чихнуть успеешь. Уже было такое, помнишь?
— Мне деваться некуда. — Кабан встает с пола и подходит к столу.
— Мул, скажи ему… — я поворачиваюсь к Мулу и вижу, что тот спит. Улегся незаметно на пол, свернулся калачиком и тихо посапывает, разморенный анашой и, видимо, утомленный размышлениями Кабана.
Вопреки моим ожиданиям Кабан не забивает еще одну папиросу, а берет со стола фигурку Джа и долго смотрит на нее.
— Он, наверное, не так относится к диллерам, как мы… — задумчиво произносит Кабан и поворачивается ко мне. — … в конце концов, вся эта шумиха вокруг аморальности продажи наркоты всего лишь предрассудки.
Я заметил, что Кабан назвал продавцов по-другому. Не барыги, а диллеры. А ведь так слово приобретает совершенно другой оттенок. Может, и правда, это предрассудки?
И деньги мне сейчас нужны… а впереди тоже никакой перспективы.
И свои действия я могу всегда оправдать отчаянием.
— И что ты предлагаешь? — спрашиваю я у Кубы. Я уже почти согласен с ним, я верю в то, что у нас получится стать…. нет, не барыгами, дилерами. Я готов сносить на своем пути всё… почти всё. С Афоней связываться не хочется.
— Ты у Афони чемоданчик видел? — спрашивает Куба.
— Видел. — отвечаю я.
— Догадываешься, сколько приблизительно там денег? В товаре.
Киваю головой, хотя представляю себе конкретную сумму довольно смутно. Просто знаю, что много. Но знаю я и другое — Афоня не один, он часть Системы. И против нее идти нельзя.
— Кабан, а не легче самим брать товар и продавать? Я к тому, что в прошлом году двое уже хотели точно так же кинуть…
— Я помню! — резко перебивает меня Куба. — Идиоты. Ты знаешь, что их ломало, когда они Афоню били? Ты знаешь, что они обкололись сразу же после того, как забрали чемодан? Ты знаешь, что Афоня их знал лично, и все-таки они оставили его в живых?
Когда до меня доходит смысл последней фразы, у меня челюсть непроизвольно свешивается вниз.
— Кабан, ты что, хочешь…