Рассказы

Теперь, когда замужняя женщина говорит: «Оставайтесь, муж возражать не станет», я знаю, что самое время ретироваться куда подальше.

Впрочем, подобный опыт можно приобрести, только пройдя суровую школу жизни. Когда Сюзанна Тальбот предложила мне переночевать у них,

Не стану отрицать, между нами во время танцев возникло некоторое, я бы сказал, родство душ, тем более что муж Сюзанны, Герберт, в тот вечер обмывал продажу скота с тремя ражими молодцами из Баллинасло.

— А что скажет на это наш удалой ковбой? — поинтересовался я.

— Он, — ответила Сюзанна с едва заметным пренебрежением, — возражать не станет.

Мой муж, очевидно, хотела она сказать, настолько увлечен коровами, что ему не до жены, которой всего тридцать семь лет.

— Ваше приглашение очень кстати, — признался я. — В таком случае мне не придется ехать ночью домой.

Сюзанна была хорошенькой миниатюрной женщиной, немного, правда, увядшей от однообразной жизни в глуши.

— Мы могли бы продолжить наш разговор о живописи, музыке, литературе, — сказал я.

— Вы себе просто не представляете, — подхватила она с чувством, — какое это счастье — не говорить о колтуне, копытной гнили или нематодозе.

Она отпустила мою руку. К нам приближался Герберт.

— Ты готова, Энни? — спросил он, небрежно кивнув мне. — Привет, как вас там, — буркнул он.

Герберту явно не хватало воспитания. Нас уже познакомили, и он мог бы вполне обойтись без «как вас там».

— Сейчас иду, — сказала Сюзанна. — Встретимся в холле.

Герберт и я уставились в пол. Я решил пока не говорить ему, что ночую у них. Пусть Сюзанна скажет сама — в машине, по дороге домой.

— Ну ладно, — процедил Герберт. — Счастливо оставаться. — И, еле переставляя ноги, пошел прочь.

Я ехал за ними на почтительном расстоянии. Герберт, казалось, дремал, неподвижно сидя за рулем в своей крахмаленой рубашке, и я решил не торопить события и терпеливо дождаться, пока он отправится спать.

Когда я подъехал, он ждал меня у входа в дом. Шел дождь, но он стоял на дорожке в одной рубашке с засученными рукавами.

— Эй! — сказал он. — Что все это значит? Энни говорит, что вы у нас ночуете. — Его грубое лицо было напряжено. Он никак не мог взять в толк, что происходит. — Ведь вы из Дублина, я правильно понял? Вот и ехали бы в свой Дублин!

— Как тебе не стыдно, Герби! — крикнула Сюзанна. — Что подумает о нас мистер Кэмпбелл? — Она открыла дверцу моей машины. — Заходите, прошу вас. Посидим, выпьем. Ведь еще не поздно.

— Спасибо, — сказал я. — Не откажусь.

Герберт подошел вплотную к машине, так что мне с трудом удалось из нее выбраться.

— Эй, куда вы? — спросил он с недовольным видом и пошел следом за мной в дом, буквально наступая мне на пятки.

Было совершенно ясно, что ситуация в корне изменилась. Теперь мне уже гораздо меньше хотелось скрасить жизнь супруге Герберта, ибо он, как выяснилось, был отнюдь не из тех, кто рад гостям.

Сюзанна распахнула дверь в гостиную.

— У тебя ведь есть друзья, — с раздражением сказала она Герберту, — а почему бы мне не иметь своих? Садитесь, будьте как дома... дорогой, — сказала она мне. — Я сейчас постелю вам.

Она попросту хотела настоять на своем. Может быть, впервые в жизни. Но Герберт, как человек недалекий, понял ее слова буквально.

— Нет, черт возьми, — буркнул он. — Этого еще не хватало. — И он решительно двинулся к письменному столу, у которого стояло — что бы вы думали? — охотничье ружье.

Я потянулся к ручке двери.

— Будет вам, ведь мы с вами не дикари... — начал было я.

Тем временем Герберт выдвинул верхний ящик стола и зарядил ружье. Я понимал, что он вряд ли станет стрелять, но, с другой стороны, раз ружье заряжено... то может и само выстрелить.

— Спокойной ночи, — сказал я. — Спасибо, было очень весело.

Через минуту я уже сидел в машине и несся по пустынной аллее, готовый в любой момент услышать за спиной грохот выстрелов и свист пуль.

Вместо этого мили через три я услышал тихий протяжный вздох и потом как будто шорох. Я в ужасе обернулся. На заднем сиденье, во всю его длину, растянулся огромный черный пес — судя по всему, ньюфаундленд, который просыпался после глубокого сна.

Я остановил машину. Открыл заднюю дверцу. Пес неподвижно смотрел на меня. Он еще не вполне пришел в себя. Я разглядел надпись на ошейнике:

Первым моим поползновением было выкинуть Рого из машины — пусть сам добирается домой. Но Рого выглядел слишком неповоротливым, чтобы пройти три мили, даже если он и знал дорогу. Тогда я решил отвезти его назад, высадить у ворот, а в остальном положиться на его здравый смысл.

Я тихо подъехал к воротам и поставил машину поодаль, в тени дерева. Я не знал, легли ли Тальботы спать, зато я твердо знал, что не испытываю ни малейшего желания вновь встречаться с ними.

Я вынес Рого на руках из машины. Он был похож на толстую женщину в шубе.

— Хорошая собака, — сказал я. — Ступай домой.

Дождь продолжался. Рого отряхнулся и медленно полез назад в машину. Пытаясь удержать его, я вцепился ему в густую шерсть, но он так злобно огрызнулся, что я отдернул руку.

Я вытащил из багажника монтировку и попробовал выпихнуть пса наружу. Монтировка бесшумно погрузилась в податливый собачий бок, но Рого даже не пошевелился.

Я принялся тихо лаять и размахивать руками в слабом свете лампочки, горевшей на панели приборов, полагая, что пес, разозлившись, вскочит на сиденье, откуда его легче будет вытолкнуть.