Рассказы
Шрифт:
И вот одним сентябрьским деньком по Богоявленскому шоссе, весело мелькая спицами, катил велосипед. Шуршали шины, в придорожных деревьях нежно шелестела листва — все это приводило Алекса Штахеля, велосипедиста, в самое благостное настроение, и на его лице, обыкновенно сумрачном, появилось даже некое подобие улыбки. Наконец, достигнув развилки, он свернул направо, и вскоре его велосипед затормозил у поросших изумрудным мхом стен замка. Штахель соскочил с седла, положил велосипед на землю, открыл серебристый кейс, из которого достал аккуратно сложенный пиджак. Минуту он потратил на то, чтобы приобрести
Вы, наверное, удивитесь, но у современного графа Куммерфилда не было слуг, потому что это было весьма накладно, поэтому дверь открыл никто иной, как сам граф. Филипп фон Куммерфилд был в халате малинового цвета, руки он презрительно засунул в карманы, а между зубами он крепко сжимал толстую черную сигару, однако, не зажженную.
— Да? — сказал граф безразличным тоном.
— Филипп XIV фон Куммерфилд? — еще более равнодушно спросил Штахель, даже не глядя на графа, а уткнувшись в свои бумаги.
— Возможно, — подумав, ответил Филипп XIV. — А что?
— Налоговое управление вольного города Вавилона, — протянул свою карточку Штахель; граф искоса взглянул на нее, но в руки брать не стал. — Можно войти?
Филипп нахмурился, на языке у него явно крутилось слово «нет», но в последний момент он передумал и, тяжело вздохнув, пригласил Штахеля внутрь. Они миновали широкий, но темный коридор между двумя колоннами и попали в пиршественный зал (если можно так выразиться) замка Куммерфилд. Штахель увидел длинный стол, один край которого был заставлен грязной посудой, шикарный камин с узорной решеткой, висящего на крюке рыцаря в заржавленных доспехах, увешанные оружием стены. Мощное окно с громадными ставнями было широко открыто, представляя вниманию превосходный летний пейзаж. Граф показал рукой на стул:
— Садись сюда.
Штахель послушно исполнил просьбу, поставил кейс под ноги, а на покрытом жирными пятнами вековой давности столе разложил свои бумаги. Филипп тем временем крутился у стены, рассматривая кинжалы, булавы и боевые секиры.
— На шпагах не фехтуешь? — вдруг спросил он. — На мечах?
— Нет, ваше… господин Куммерфилд.
— Очень жаль. Очень, очень жаль, — граф повесил на место шпагу с отравленным острием, вернулся к столу и сел напротив.
— У меня к вам… — начал говорить Штахель, но Филипп бесцеремонно перебил его:
— Хочешь выпить? «Шеваль-бланш»?
Штахель закрыл рот, сглотнул слюну. Ему хотелось выпить, и еще ему сразу вспомнилось, что одна бутылка «Шеваль-бланш» (настоящая, не подделка) стоит 150 марок, но… пересилив себя, он молча покачал головой.
— А я вот смочу горло, — граф легко встал, выбрал из грязной посуды наиболее чистый стакан, привычным движением откупорил бутылку с серебристой этикеткой и влил в свое тело добрую порцию спиртного напитка. Алекс Штахель сглотнул еще раз, потом опустил взгляд на свои бумаги и пробормотал:
— У меня к вам серьезное и, признаюсь, довольно неприятное дело, господин Куммерфилд.
Филипп покамест отправил в рот на кончике ножа кусок тушенки из консервной банки, а при упоминании о неприятностях на его лицо легла тень.
— Ты когда-нибудь был в моем замке раньше?
— Нет, господин Куммерфилд, не был.
— Давай я тебе покажу, что здесь есть. А во время экскурсии ты мне расскажешь, что ты от меня хочешь. Согласен?
— Да, — после небольшого колебания согласился Штахель.
— Кстати, ты можешь называть меня просто «эрлаухт».
— Хорошо, эрлаухт.
И они вдвоем начали восхождение по лестнице наверх, ибо граф Куммерфилд решил начать экскурсию по замку со второго этажа.
— Этому замку двести с лишним лет, — рассказывал граф. — Его постройку начал мой прапрапрапрадед, Филипп VII.
Сделаю небольшое отступление, чтобы обратить внимание уважаемого читателя на то, что увлекательнейшая речь графа Куммерфилда приводится здесь в очень сокращенном виде (ввиду экономии бумаги). Но если кого-нибудь заинтересовали подробности — пишите письмо в город Вавилон на имя графа. Возможно, он вам и ответит (что, черт возьми, ему еще делать в перерывах между принятием пищи и сном?)
Филипп тем временем рассказывал налоговому инспектору о том, что теперешний двухэтажный замок — жалкие остатки прежнего, который был в два раза больше, но во время последней войны две авиационные бомбы осквернили и разрушили родовое гнездо Куммерфилдов.
— Все это чрезвычайно интересно, — вставил Штахель, пока граф в уме пересчитывал, сколько комнат на втором этаже. — А вот налоговое управление нашего города…
— А восстановить замок не представилось возможным, — повысив голос и зло кося одним глазом, продолжал Филипп, — потому что граждане Вавилона по ночам воровали кирпичи из руин. Им якобы тоже нужно было отстроить заново уничтоженные войной здания…
вдруг они услышали странный звук, идущий из самых таинственных глубин замка — глухой протяжный стон, от которого кровь стыла в жилах, но, возможно, то был лишь скрип ржавых петель.
— Эрлаухт, что это?
— Да так, привидение, не обращай внимания, — невозмутимо отмахнулся граф.
— А вот налоги… — но Штахель опять не успел договорить, как Филипп громко предложил спуститься в подвал.
— Вот здесь у меня винный погреб, — граф приоткрыл тяжелую кованую дверь. — Во время народных волнений, когда нас грабили, повстанцы побили все бутылки, но самый большой их грех — они расстреляли огромную дубовую бочку, ровесницу замка. Вино затопило погреб ровно наполовину, на четыре фута. И тогда там утонул один из зачинщиков этого святотатства — Петр Вронский.
— Но это же было давно…
— Нет, утонул кто-то другой… — задумался граф. — Вронский и Владимир Морт (прадед, кстати, теперешнего начальника полиции) сожгли наш завод и наши превосходные виноградники… Филипп X чудом избежал казни, которую непременно учинили бы бунтари, если бы он попал к ним в руки…
— А вот…
— Кстати, ты знаешь, что такое oubliette?
Они остановились в одной галерее у какой-то картины, закрытой за тяжелыми складками ткани.
— Не знаю, эрлаухт, — протянул Штахель. — Кажется, это французское слово… А что это за картина? Можно ли на нее взглянуть?