Рассказы
Шрифт:
— Я же говорю: кризис, — Митя отпил из чашки.
— Митя… — прошептал Андерсон, наклоняясь вперёд, — ты знаешь, на самом деле это не кризис…
— А что же? — Митя тоже перешёл на шёпот. — Масонский заговор?
— Ш-ш-ш! — предупреждающе прошипел Андерсон, ему померещились чьи-то шаги, но то, видно, китаец пытался заняться своими делами.
— Вторжение инопланетного разума? — Митя сделал новое предположение.
Профессор почему-то оскорбился.
— Сам ты инопланетный разум, Митя!
Митя захихикал. В его зрачках отражалось пламя свечи.
— Не время смеяться, Митя, — голос Андерсона был серьёзен. — Это
— Это когда много крыс? Так плохо, что крысы бегут с корабля?
Андерсон опять зашипел.
— Я не шучу, Митя. Ты обратил внимание на пару у ворот парка?
— Нет… хотя… какие-то мерзкие рожи у них были.
— Крысиные.
Митя замолчал.
— Понимаешь, Митя, — профессор одним глотком осушил чашку, — крысы — сейчас этот биологический вид в стадии расцвета. Они нас обгоняют. Их больше, чем нас, вдвое!
— И что? — осторожно спросил Митя.
— Их больше, чем нас, они живут рядом с нами, они…
— Что?!
— Они переодеваются в нас, людей, и живут среди нас! При этом, понятное дело, ведут свою крысиную политику. Выживая нас, людей, с земли. Вот это и называется крысис.
— А человеки и не понимают, почему вокруг такие крысиные нравы… — сказал Митя. — И что с этим поделать?
Андерсон развёл руками.
— Надо написать статью в газету… — Митя почесал затылок и задумался. Может быть, пришла пора возродить к жизни «Вальдемара По»?
— А потом что, Митя? Даже если это и станет достоянием гласности, то какие меры должна принять общественность? Крысы хорошо замаскированы под нас, людей. Можно, конечно, применить антропометрические методы, но… нас обвинят в расизме! При такой-то международной обстановке — так нельзя!
— А что мы знаем о крысах? — спросил Митя. — Они всеядны, чрезвычайно живучи…
— Есть один способ. Но жестокий, — произнёс Андерсон. — Недавно в Европе произвели первые опыты по расщеплению ядер урана и плутония. При этом процессе выделяется невероятное количество энергии. Возникает вероятность создания бомбы, взрыв которой будет такой мощности, такой силы, что камня на камне не останется после него.
— И что? — Митя даже привстал от волнения.
— Я закажу для университета десять килограммов плутония, сделаю бомбу — а потом всё взорвём к чёртовой матери!
— Но мы тоже ведь умрём?
— Да, — после некоторой паузы ответил Андерсон. — И мы тоже умрём.
Лампа на столе вспыхнула ярким светом, ослепив собеседников. В немом молчании они допили весь чай, расплатились и вышли на улицу. Мир, дотоле казавшийся просто равнодушным, теперь весь дышал враждебностью. За каждым углом, в каждом незнакомце Мите теперь виделась огромная крыса, ходящая на двух лапах.
— Ну, прощай, Митя, — профессор подал руку.
— Тур Иванович… но они, возможно, после взрыва бомбы выживут, а мы — нет?
— Наше дело всё равно проиграно, — Андерсон вздохнул. — Быть может, и бомбу придумывают тоже они, чтобы ускорить процесс вытеснения одним видом другого. Впрочем, мы сами виноваты…
«Надо написать статью… как можно скорее!» — с этой мыслью Митя повернулся и пошёл домой.
— Митя! — окликнул его Андерсон.
Полемиков обернулся, испуганно улыбнулся и помахал другу рукой.
— Митя! — снова крикнул Андерсон. — Не пиши статью… Я пошутил!
У Мити ноги вросли в землю, он побледнел ещё больше. Неужели?!
— Пошутил я, Митя, — повторил профессор.
— Сволочь ты, Тур Иванович! — разозлился Полемиков. Показав Андерсону костлявый кулак, он бросился прочь. Так они расстались. Профессор поплотнее закутался в плащ, взял портфель под мышку и пошёл в Университет. «Наверное, будет дуться пару недель, — тепло подумал о друге Андерсон. — Может, зря я с ним так…»
А за ним в это время наблюдал полицейский. Злобный горящий взгляд, кривые жёлтые загнутые назад резцы не предвещали ничего хорошего…
13 ноября 2008 г.
Полёт
Жил да был человек. При рождении ему досталась звучная фамилия Вуж. На третий день жизни ребёнка родители подарили ему имя Марко, что и было записано в документах. Марко Вуж рос, как обычный ребёнок. Питался материнским молоком, спал, пачкал пелёнки, кричал, потому что ему было холодно, кричал, потому что ему снова хотелось есть, кричал просто так. Родители кротко сносили капризы младенца, так как понимали, что некогда сами доставляли некоторые неудобства своим собственным родителям. Едва ему исполнился год, Марко сумел перелезть через перила кроватки и шлёпнулся словно куль на пол. Мать, отвлёкшаяся в это время на кухне, услышала лишь звук падения. Полная прескверных предчувствий, она ринулась к своему малышу и увидела на полу маленькое тельце. Мать схватила своё дитя на руки, и только тут, в материнских объятиях, Марко раскрыл рот и заплакал. Больше он не пытался совершить побег из кроватки. Мало того, когда Марко подрос, оказалось, что он боится высоты.
Соседские дети часто во время игры залазили на старую акацию, росшую во дворе их дома. Марко делал вид, что ему это совсем неинтересно и уходил заниматься чем-нибудь другим, к примеру, пускал в плавание по луже бумажный кораблик, наблюдал за муравьями или читал какой-нибудь детский журнал с картинками. С качелями мальчик тоже не был дружен: его сразу начинало тошнить и под издевательский хохот бессердечных товарищей он отползал в сторону.
Но самым большим кошмаром в его детстве были сны. Сны, которые на первый взгляд не предвещали ничего плохого, но всё заканчивалось примерно одинаково: пол под ним начинал проваливаться, и Марко куда-то падал… Просыпался он с бешено бьющимся сердцем, весь в поту, а порой и с мокрыми штанишками. В семь лет Марко случайно подслушал разговор родителей и понял, что они считают его недоразвитым. Однако постепенно мальчик прекратил мочиться под себя, несмотря на продолжавшиеся ужасные падения по ночам. Он падал в яму, падал с крыши дома, падал из странного летательного аппарата…
В школе Марко учился плохо. Друзей у него не было, девочки над ним подсмеивались. Учитель математики по фамилии Шланг воздевал руки и негодовал из-за непонятливости и безответственности мальчика: «Ты почему не делаешь домашние задания?» Но не мог же Марко сказать, что по вечерам ему совсем не до алгебры, что всё его естество замирает в предчувствии очередного страшного сна? В котором он снова будет лететь куда-то вниз…
Про свою слабость, про свои страхи Марко, понятное дело, никому не рассказывал. Пусть его считают недалёким, тупым, но слабаков, трусов дети не любят ещё больше. Никто из окружения мальчика не боялся высоты.