Рассказы
Шрифт:
— Я — это что. Вот Витя хорошо живет. Картошку приспособился продавать — в Дом отдыха. Втридорога. Родственник у него там.
И печально мотал головой.
Мы уже подъезжали, как от дома вдруг рванула новая серебристая «десятка».
— Его машина, вон он! — Толя был громок даже для самого себя и сбавил тон: — Давай, гони быстрей! А то в поля уедет — до вечера пропадет.
Мы бросились в погоню. Догнали на асфальтовой дороге, стали изо всех сил сигналить, мигать фарами. Машина прибавила ходу.
— Да что он, озверел совсем! А ну, поддай газу! —
Наконец мы чуть не вплотную прижали машину к обочине — очень хотелось круглого леса. Та остановилась. Из нее вылезли два испуганных мужика:
— Вы чего, парни? Чего гонитесь? — голоса у них слегка подрагивали. Вид был городской.
— А нет, не он! Номера перепутал! — Толя даже не стал вылезать из машины. Извиняться пришлось мне.
— Мы за молоком к Витьке, а тут глядим — гонятся, — мужики облегченно похохатывали. — Не деревня, а Дикий Запад какой–то!
— Ну ладно, ладно, все нормально, — мы развернулись и опять помчались к намеченной цели.
Витя был дома. Толя уважительно поздоровался, пожали руки. Представил меня:
— Строиться будет. На моем участке, помнишь? С лесом бы помочь?
Витя был моложавый поджарый мужик с загорелым лицом, светлыми усмешливыми глазами и ехидной улыбкой.
— Из каковских будешь? — тон дружелюбный, но внимательный.
— Из города. Но отец недалеко родился, пряжинский.
— А, ну наш значит, карел. А то мы чужих не любим, — Витя как–то помягчел, и мы стали торговаться.
— Лес будет, осенью хочу рубить, с километр от твоей земли. По тыще четыреста продавать буду.
— Не, осенью поздно. Я сейчас начать хочу, чтоб до зимы под крышу успеть. И цена великовата, — я-то знал уже, что восемьсот — такая цена есть.
— Побойся бога, восемьсот. Давай так — тыща двести и доставка — сто.
— Доставка — километр на тракторе протащить. Не по–взрослому, Витя! Девятьсот!
— Тыща сто и доставка!
— Витя, тысяча, больше не дам!
— Ладно, — внезапно сдался Витя и как–то слегка погрустнел: — Сколько нужно?
— Ну не знаю, чтоб на дом хватило. Посоветуй.
— Кубов сорок–пятьдесят уйдет у тебя. Завтра приезжай — пойдем в лес, посмотрим, выберем. Хорошая сосна там!
— А как считать?
Витя улыбнулся моему невежеству:
— Хлыстами буду таскать. На месте кубатурим. Рассчитываешься. Мало будет — еще подтащу. Только чур — вершинки тоже считаем.
Я почувствовал здесь очередной подвох, но радость от сделки переполняла, спорить больше не хотелось.
— Ладно, и вершинки тоже.
— Да ты не бойся, — вступил до сих пор старательно, чтобы не сбить чужой торг, молчавший Толя. — Тебе вершинки и на стойки, и на стропила пойдут. Все уйдет, еще и мало будет.
Мы пожали руки, и я поехал домой. Радость переполняла меня — нашел строевой лес, рядом, с вершинками. А еще — хлысты, сращивать бревна не нужно будет, целиком в стены пойдут — я тоже потихоньку набирался знаний. Внутри кипело какое–то новое, надежное чувство.
III
— Д–а–а, тебе–то повезло, — часто–часто приходится слышать
Не знаю — по мне так «повезло» всегда было крепкой кирпичной стеной, в одну точку которой постоянно и отчаянно, в кровь ссаживая пальцы, лупишь молотком. Сначала в стене появляется выбоинка, потом отверстие, потом стена может рухнуть. Вот это называется «Повезло». Ты занят своим делом и стараешься не бросать завистливых взглядов на людей, вовсю молотящих вокруг. Взгляду своему трудно иногда приказать, тогда ты его увещеваешь.
— Д–а–а, тебе–то повезло, — тянули многие, когда я, неизвестно от какой бодрости, принимался вдруг рассказывать про землю и про лес.
— Витя, спасибо — выручил, давай обмоем! — я был преисполнен радостного благорасположения к новому приятелю. А чувство это не может быть засушливым.
— Не, ты что, я не пью.
Я был искренне удивлен. Опять в деревне человек не пьет? Совсем? Да после трудов праведных, тяжелых.
— Не, раньше пил. А потом за ружье хватался, чуть что. Испугался сам. И гуляешь если — ни тебе работы, ничего. Так всю жизнь прогулять можно. Приезжай лучше завтра, в баньке попаримся.
— Дедушка, — раздалось от забора, — а, дедушка.
Возле забора качались две тени, полулюди–полудухи.
— А, явились, — Витя не выглядел обрадованным, — Власовы–братья. Но, кстати, тебе понадобиться могут. Деревья корить да мох рвать. Пойдем, поговорим. Только смотри — вперед никаких денег не давай. Никогда. Бессмысленно. Такой уж люд.
— Здравствуй, дедушка, — старшему брату на вид казалось далеко за пятьдесят, реально не было сорока. Испитое, синее лицо, синяки под глазами, морщины. Лицо — дряблый жизненный мешочек. Второй брат выглядел посвежее, но свои двадцать семь прожил полторажды.
— Дедушка, помогай, — протянул первый трясущуюся руку Вите. Тот ее игнорировал.
— Надо чего?
— Дай на опохмел десятку.
— Да ты сам мне дай, — Витя недовольно засопел.
— Ну я уж где возьму, да и тебе зачем? А ты мне дай, дедушка.
— Не, ты ж меня знаешь, на жалость не возьмешь.
— Дедушка, дедушка, — принялся канючить тот, но сам уже хитро поглядывал на меня.
— Вот лучше с человеком поговори, дом будет строить на Толькином участке бывшем, — Витя переложил тяжесть беседы на меня, — дак помочь нужно будет, бревна корить там.