Расследование
Шрифт:
– И тем не менее утверждаете...
– Да.
В его горящих глазах появилась задумчивость.
– Он на вас подаст в суд.
– Только если мои предположения ошибочны.
– Я не могу этого сделать, – решительно сказал он.
– И, кстати, если у вас есть магнитофон, захватите его с собой на беседу.
– Я же вам сказал...
– Я это слышал, сэр...
Он встал из-за стола, остановился, словно желая что-то сказать, затем передумал и, поскольку я тоже встал, быстро пошел прочь. Когда он удалился, я обнаружил, что у меня дрожат руки. Я медленно
Либо я вернул наши с Крэнфилдом лицензии, либо вбил в них гвозди – и только время могло показать, что же именно я сделал.
– Выпейте, мой дорогой, – предложил Бобби. – У вас такой вид, словно вы угодили под паровой каток.
Я выпил глоток шампанского и поблагодарил Бобби. Роберта ритмически дергалась под музыку с кем-то еще.
– Не самый веселый вечер в вашей жизни, старина, – заметил Бобби.
– Кто знает, кто знает...
Он поднял брови и пробормотал негромко:
– Миссия выполнена?
– Скорее подожжен бикфордов шнур.
Он поднял бокал:
– В таком случае за успешный взрыв!
– Вы очень добры, – вежливо отозвался я.
Музыка заиграла в другом ритме, и партнер Роберты подвел ее к столику. Я встал.
– Я пришел попрощаться, – сказал я. – Мне надо ехать.
– Ой, так рано?! – воскликнула она. – Но ведь худшее позади. Больше нет косых взглядов. Давайте навеселимся.
– Потанцуйте с очаровательной девушкой, – предложил мне Бобби, а Роберта взяла своей длинной рукой мою и потянула. Мы пошли танцевать.
– Итак, лорд Гоуэри вас не съел?
– В данный момент он похрустывает косточками...
– Келли, если вы причинили вред...
– Не разбив яиц, омлета не сделать.
Подбородок взметнулся вверх. Я улыбнулся. Она опустила подбородок. Мисс Крэнфилд делается человечней.
Через некоторое время бешеный ритм сменился медленной мелодией, и пары вокруг вступили в клинч – голова к голове, тела слились в одно целое, глаза прикрыты, покачивание в полумраке. Роберта холодно оглядывала танцующих и словно выпустила колючки, когда я поднял руки, чтобы заключить ее в объятия. Она танцевала с прямой спиной, сохраняя дистанцию в четыре дюйма. Нет, человечна, да не очень.
В этой фригидной манере мы протанцевали три танца под липкую, обволакивающую музыку. Она не приблизилась ни на дюйм, и я не предпринимал попытки к сокращению дистанции. Впрочем, она и не торопилась произвести расстыковку. Сдержанно-холодная, грациозно-недоступная, она за полночь выглядела так же безукоризненно, как и когда я впервые увидел ее на балу.
– Я был рад вас здесь встретить, – сказал я.
Она удивленно качнула головой.
– Это не самый удачный бал Скакового фонда в моей жизни, но я все равно рада, что пришла.
– На следующий год все будет забыто, все будет по-другому.
– На следующий год я опять буду с вами танцевать, – сказала она.
– Договорились.
Роберта улыбнулась, и на какое-то мгновение в ее глазах засветилось выражение, смысл которого я не уловил.
Роберта это поняла. Она отвернула голову и, высвободившись из моих объятий,
– До свидания, – сказал я Бобби. – И большое вам спасибо.
– Мой дорогой, всегда к вашим услугам!
– До свидания, Роберта.
Она взглянула снизу вверх. Без выражения. Голос был ровным:
– До свидания, Келли.
Я нашел на стоянке свою низкую оранжевую машину, залез в нее и поехал домой, размышляя о Роберте Крэнфилд. Не из тех, с кем легко и приятно забраться в постель. Слишком холодная, сдержанная, гордая. Как плохо сочетается эта жесткость с волосами цвета меди. А может, она так держалась со мной, потому что я сын деревенщины? Всего-навсего. И сам всего-навсего жокей, а папочка учил, что жокеи – низшие создания, не запачкай свои пальчики, деточка...
Келли, старина, сказал я сам себе, ты ищешь повода обидеться. Может, она и думает так, но тебе-то что за печаль? Так или иначе, она провела с тобой чуть не весь вечер, хотя и старалась тебя не касаться. Ну это, может быть, потому, что слишком уж на вас обоих глазели, а может, просто ей это не доставляло удовольствия... Я ехал, срезая углы, по южной окраине Рединга, затем по узким заброшенным дорогам, гнал машину по той лишь причине, что привык ездить быстро. Эта машина была лучшей из всех, что у меня были. Этой машиной я гордился. Чудо механики – и приятно взглянуть. Наездив на ней тридцать тысяч миль в прошлом году, я еще не утратил радости, возникавшей всякий раз, когда я садился за ее руль. Единственным ее недостатком была – как у всех спортивных машин – довольно слабая печка, которая, несмотря на все починки и уговоры, отказывалась поддерживать температуру выше той, при которой оттаивало ветровое стекло и исчезала опасность отморозить пальцы ног. Если по ней стукнуть ногой, она мстила, выпуская в салон выхлопные газы.
Я отправился на бал без пальто, а ночь выдалась морозной. Я замерз и поставил обогреватель на максимум. Как всегда, без толку.
В машине было радио, которое я редко слушал, а также запасной шлем и пятифунтовое скаковое седло, которое я собирался взять с собой на скачки в Уэзерби.
Меня снова охватила депрессия. Хотя вечер и выдался непростым, за всей суетой я как-то забыл о том, что я изгой. После того, что я наговорил лордам Гоуэри и Ферту, нам предстояло сильно потрудиться, чтобы победить. Очень сильно. Вряд ли Крэнфилд одобрит риск, на который я решился. Трудно даже представить, что я ему скажу, если мой замысел провалится.
Лорд Ферд – поможет он или нет? Он будет разрываться между лояльностью по отношению к коллеге и чувством справедливости. Я не настолько хорошо его знал, чтобы строить догадки, что в нем возьмет верх. Не исключено, что он вообще выкинет из головы все, что услышал от меня, сочтя это слишком надуманным и невероятным, чтобы принимать всерьез.
Бобби молодец. Интересно, что он за человек? Надо как-нибудь спросить Роберту.
Миссис Роксфорд... Бедняжка Грейс... Представляю, что за жизнь у Джека. Будем надеяться, ему понравится водка.