Расстрельная сага
Шрифт:
— Чего ж самогоном не похмелился? Как говорится, клин клином вышибают!
Старик досадливо махнул рукой:
— Да выжрал я его вчера весь. Обычно грамм пятьдесят оставляю на утро, а вчера выпил весь. Подчистую. Между прочим, не без твоего влияния.
Солоухов удивился:
— Я-то тут при чем?
— Как при чем? Домой вернулся? Вернулся! Вот для меня и праздник. Поэтому и высадил полбанки до последней капли.
— И денег у тебя, Данилыч, конечно, нет.
— Нет, Серега! На тебя надежа.
Старик таким молящим взглядом посмотрел в глаза майору, что Солоухов повернулся
— Идем! Опохмелю!
В рюмочной не задержались, благо и народа там почти не было — пара завсегдатаев с опухшими физиономиями да конопатый, безразличный ко всему человек за стойкой, громко именующий себя на визитке «барменом». Данилыч быстро заглотал заказанные майором сто пятьдесят граммов водки, закусив бесплатным сухариком из черного хлеба с солью, и соседи по этажу покинули питейное заведение. Сергей подумал, что после опохмелки старик потеряет интерес к его делам, но Данилыч, поднявшись по лестнице, сказал:
— Нам, Серега, направо.
— Да помню я, где клуб стоял.
— Вот туда и идем. Только заходить с торца будем. Там всякая химия продается.
Вернулся Солоухов домой через полчаса и уже в подъезде услышал звук работающего пылесоса. Звук доносился со второго этажа, а следовательно, из его квартиры. Вот только откуда он взялся, этот пылесос, и почему Катя не на работе? Ведь сегодня пятница.
Вошел в квартиру. Катя пылесосила старую дорожку в коридоре. Она переоделась в спортивный костюм, который удачно подчеркивал ее красивые, немного пышные формы. Волосы были перетянуты косынкой, свернутой жгутом. Она обернулась на приход Солоухова и отключила пылесос:
— Да, пылищи у тебя тут, как песка на пляже. Два раза уже вытряхивала мешок, а пылесос вновь полон! Ну ладно, вытряхнем и в третий раз. Купил, что написала?
Сергей поставил пакет с различными баллонами на трюмо:
— Купил. Все, что ты заказывала.
— Хорошо.
Солоухов спросил:
— Кать? А ты чего сегодня не на работе?
— Выходной. Я в больнице медсестрой работаю. У нас скользящий график: день, ночь, двое суток дома. Завтра идти в день.
— А в какой больнице, если не секрет?
Уманская рассмеялась:
— Да какой может быть секрет? В областной, клинической я тружусь, в хирургическом отделении. Как окончила медицинское училище, так там и работаю. Зарплата, понятно, никакая, да много ли мне одной надо?
— Ясно.
— А ясно, Сереженька, так пройди в гостиную, я там ковры скатала, одеяла с матрасами в кипу сложила. Все это надо вынести на улицу и хорошенько выбить. Как тебе такая перспектива?
Солоухов пожал плечами:
— Нормально!
— Наверное, думаешь, вот влетела баба полоумная и начала командовать. А тебе это, может, и не надо. Так ты, если что, скажи, я уйду. Только порядок в квартире все равно навести надо.
Сергей подошел к женщине, взял ее за плечи, спросил:
— Ответь мне, Катюш. С какой целью ты пришла ко мне? Ведь уборка это лишь предлог.
— Честно?
Екатерина задумалась, видимо стараясь правильнее сформулировать мысль. Наконец взглянула ему в глаза:
— Если честно, то подумала, что, может, сейчас, когда ты один и одинок, обратишь на меня внимание. Эта мысль пришла ко мне внезапно, ночью. Вот утром и явилась к тебе. Хуже все равно не будет, а так… Я устала, Сережа, от одиночества, от холодной постели, от незащищенности, от того, что годы проходят, как в тюрьме! Я пришла, любя тебя, и не важно, что это чувство не взаимно. Тебе нужна женщина, это физиологическая потребность. Так почему ею не стать мне? Пусть ненадолго — на неделю, на сутки, на одну-единственную ночь. На несколько мгновений не почувствовать себя счастливой? Счастливой счастьем, которое останется со мной до конца дней моих! Вот почему я пришла. А уборка, ты прав, лишь повод. Конечно, ты можешь прогнать меня, оскорбить, мне не привыкать…
Сергей закрыл ее рот своей ладонью:
— Прекрати! Я не хочу, чтобы ты ушла. Мне приятно видеть тебя рядом. И я хочу тебя. Можно это назвать любовью? Не знаю! Скорее всего, это чувство мне не дано понять. Ненависть — да, ненависть мне знакома, но не любовь. Но то, что я, увидев тебя утром, почувствовал какое-то волнение и желание обладать тобой, что-то ведь значит?
— Ты просто давно не был близок с женщиной. Я понимаю тебя, потому что тоже соскучилась по мужской ласке.
— Что, после смерти мужа ты не имела мужчин?
Екатерина вздохнула:
— Ну почему же! Имела! Ведь я живой человек, а не бревно бездушное. Но эти связи не приносили мне то, чего я ждала. Они разочаровывали меня, пока я не прекратила их. Наверное, полное удовлетворение и наслаждение можно получить лишь с человеком, которого любишь. Все остальное ерунда.
Солоухов резко прижал к себе бывшую одноклассницу.
— Так чего мы ждем, Катя?
Но женщина воспротивилась:
— Нет, Сережа! Не сейчас и не так! Ночью, когда ничего не сможет помешать, отвлечь. Когда можно будет полностью отдаться друг другу.
Солоухов отпустил Катю:
— Хорошо. Ты права.
В голову вдруг ударила боль. Сергей потер висок. Екатерина заметила на его мужественном лице гримасу боли.
— Что случилось, Сережа? Тебе плохо? Ну, если ты так хочешь… то ладно, идем к тебе в комнату.
Сергей проговорил:
— Нет, нет, Кать. Это не от переизбытка желания. Последствия контузии, еще афганской. Иногда они достают меня даже сейчас.
Он присел на стул.
Катя села рядом. Майор склонил голову ей на колени. Женщина начала нежно гладить его волосы:
— Сережа, Сереженька! Где ж ты был столько лет? Почему не позвал с собой? Я бы поехала куда угодно. Даже на войну! Лишь бы с тобой!
Сергей молчал. И было ему очень хорошо. Так хорошо, как никогда еще не было. А ведь что происходило? Ничего. Женщина гладила его волосы. Действительно, почему он, майор Солоухов, не видел всей красоты и нежности Кати? Почему за все время своей службы ни разу всерьез не подумал о союзе с Катей? Ведь она не была ему совсем безразлична. Даже нравилась. Почему? Не потому ли, что майор знал — Катя замужем? А если бы не знал? Она любит его. Он… чувствует тягу к ней. И оба они одиноки в этом мире! Надо успокоиться, закончить начатые дела, а ночь внесет ясность в его чувства.