Расстрелять перед строем…
Шрифт:
— Ну молодец! — кричал я. — Какой же ты молодец!
Еще через минуту-две мы были уже возле подбитых танков и, укрывшись за ними, хлестали очередями по пехоте, не давая фашистам поднять головы.
Но вот умолк мой пулемет, превратившись сразу в ненужный металлолом, — кончились патроны. Эх, какая досада!
— Товарищ лейтенант! — крикнул Седых, показывая рукою вправо.
А там нам во фланг заходили вражеские танки. Сколько их? Три, четыре, шесть…
— Надо отходить, — сказал Седых, — передавят они нас здесь.
Да, против танков с голыми руками не пойдешь.
— Отходи, ребята! — скомандовал я.
Растянувшись жиденькой цепью, откатывались
Танки били по цепи из пулеметов и пушек, пехота — из автоматов. У крайней хаты к нам присоединился Ясырев. Вместе с Тюской он бежал последним, стреляя по гитлеровцам длинными очередями из пулемета. Вдруг позади меня разорвался снаряд. Оглянулся — там, где только что был Тюска, дымилась небольшая воронка, а снег вокруг нее — в кроваво-красных пятнах… Почувствовал, как мурашки пробежали по спине, все поледенело внутри. Тем же разрывом был отброшен далеко в сторону Ясырев.
“Неужели убит?” Я поспешил к нему.
Гулко хлопали танковые выстрелы, вздрагивала земля. Следующий снаряд разорвался рядом со мной, ослепив ярким пламенем. Ощутил сильнейший удар и провалился в страшный огненный ад…»
На рассвете 14-го старший лейтенант Лебединцев все же смог разбудить командира полка Бунтина и начальника штаба Ершова. Со слов Александра Захаровича, дальше все происходило таким образом:
«Командир ушел на свой КПП, который выбрал ему начальник разведки капитан Гетманцев примерно в одном километре от штаба прямо на скирде соломы, так как в округе больше не имелось ни одной высотки. По логике вещей мне, не спавшему пару ночей, полагалось бы уснуть. Но я предчувствовал неминуемую беду хотя бы потому, что у противника появились танки и штурмовые орудия, что всегда предвещало вражеское наступление.
Как оказалось позднее, на той же скирде разместился и командир дивизии полковник Короткое с начальником артиллерии, оператором, разведчиком и начальником связи. Наступал туманный рассвет. Земля была покрыта глубоким снегом, мороз не более десяти градусов. Завтракали с наступлением рассвета. Как только стали видны окрестности, сначала доносился только шум танковых двигателей, а затем появились и сами танки. Они медленно выползали из многочисленных здесь населенных пунктов и занимали исходное положение для атаки. Сейчас уже невозможно установить, сколько их было развернуто на этом участке. Помню хорошо, что за цепью танков по снегу пробиралась пехотная цепь автоматчиков, а за ними самоходные орудия поддержки танков. Они с места начали бить по нашим полевым орудиям, не окопавшимся за ночь и стоявшим на прямой паводке. Некоторые гаубицы подвозились даже на крестьянских волах, так как не было бензина для тягачей. На орудие имели по пять снарядов. Как можно было славить задачу на наступление с таким количеством боеприпасов и отсутствием пехоты в частях?
О чем думало командование фронта и армии, ведь и они ничего не знали о готовящемся наступлении противника».
3
На скирду командир дивизии полковник Коротков с майором Петровым поднялись с наступлением рассвета. Именно с нее и открылась вся жуткая картина развертывания вражеских танков и пехоты противника. Прекрасно понимая, что о наступлении теперь не может быть и речи, а отражать атаки танков и самоходок просто печем, Короткое берет телефонную трубку и нервно ожидает соединения с командиром корпуса. Когда раздался сонный голос генерала, он кратко доложил обстановку, после чего почти закричал:
— Прошу вас переподчинить мне корпусной противотанковый резерв
— Еще не начался бой, а ты уже резервы просишь, — со злом ответил на том конце Меркулов и отключился.
За свою многолетнюю службу Короткое прекрасно знал один из плавных принципов, действующих в армии как в мирное, так и в военное время: «Слово к делу не пришьешь!» Поэтому, повернувшись к начальнику оперативного отделения дивизии майору Петрову, он тут же приказал:
— Вот что, Петров! Он потом откажется, я его знаю. Пиши шифротелеграмму и немедленно отправь ее к начальнику штаба дивизии. Пусть передаст по радио и получит квитанцию.
Текст этой шифровки был примерно следующим: «Ввиду отсутствия орудий в противотанковом дивизионе. Сдали на склад 45 км. Должны получить 76 мм. Прошу Вас переподчинить корпусной противотанковый резерв и немедленно выдвинуть его в полосу дивизии для отражения танкового удара противника».
Подписав ее, Петров тут же отправил в штаб дивизии начальника разведки майора Чередника. Шифровальщик дивизии закодировал написанный Петровым текст и передал в корпус. Чередник лично присутствовал при передаче ее по радио и до последнего ждал получения «квитанции» о приеме ее корпусным радистом.
4
«В тот же день на рассвете командир 1-го батальона 48-го стрелкового полка старший лейтенант Алексей Кошелев с группой солдат выдвинулся вперед на небольшую высотку, — рассказывает А.Н. Зайцев. — Там, в рощице, обнаружилось боевое охранение противника. Двух гитлеровцев стрелки взяли в плен, остальных перебили.
Невероятная картина открылась перед комбатом и его бойцами за высоткой, в широкой низине. В исходном положении для наступления двумя линиями стояли десятки вражеских танков, пехота, артиллерия. А за ними, километрах в трех, в предбоевых порядках двигался второй эшелон.
Кошелев немедленно доложил командиру дивизии обо всем увиденном (у комдива с батальонами была прямая связь).
— Продолжайте наблюдение. Будьте готовы к действиям, — сказал полковник.
— Есть, — ответил комбат.
Видимо, комдив все же надеялся, что придет корпусной противотанковый резерв…
Кошелев скрытно вывел свой батальон на высотку и приказал самым тщательным образом замаскироваться. Алексей Кошелев был в полном смысле самородком. Он даже полковой школы не кончал. Его лучшей школой стали ожесточенные бои с гитлеровцами. Пять раз был ранен и трижды сильно контужен. Его ратные подвиги отмечены шестью боевыми орденами».
5
Тот короткий январский день Александр Захарович запомнил на всю оставшуюся жизнь:
«…события разворачивались стремительно, хотя немцы атаковали на самой малой скорости, делая остановки для стрельбы. Их пехота пробиралась по глубокому снегу, ведя огонь из-за брони танков. Первым свой КНП на скирде покинул комдив со свитой, а за ними наш командир полка с начальником артиллерии, так как немцы подожгли солому зажигательными пулями. Я наблюдал бегство начальства в бинокль. Огнем прямой наводки дивизионной и полковой артиллерии подбили пять или шесть танков противника, но остальные упорно продвигались к селу Босовка и обходили се с окраин. Первыми начали выскакивать из села, расположенного в широком овраге, обозники на санях. Немецкие танки расстреливали их из пулеметов, а снарядами били по нашим умолкшим орудиям без боеприпасов. Отвозить орудия было не на чем — тягачи без бензина отстали. Артиллеристы подрывали гаубицы.