Рассвет и закат
Шрифт:
– Или он идиот, или у него такая злоба, что выплеснуть сложно.
– Во-от! Идиотов в моем окружении как-то не замечено, то есть меня хотят на что-то подвигнуть. Или что-то с меня получить.
– Или в один прекрасный день вас может ждать что-то похуже.
– Может, – кивнула Зинаида. – И мне бы хотелось разрулить ситуацию до того, как она перейдет в острую фазу.
Ирина медленно кивнула.
Права ли Ида, нет ли, а лучше сейчас разобраться. Так ведь и подкараулить могут, и кислотой плеснуть, и что угодно… нет, лучше не рисковать. И не отделываться
Официально – не входит.
А если подумать?
Что лучше, выдавить прыщ – или запустить его и лечить потом гангрену? Так, чисто гипотетически?
Ирина усмехнулась.
– Я поговорю, найдем твоих злоумышленников.
– Спасибо, – Ида кивнула. – Просто меня тут не слишком любят.
– Почему?
– Буржуйка, понимаешь?
– Печка?
– Нет. В том смысле, что жена буржуя, или "новая русская", или "нахапали тут, а нам выпить не на что и закусить нечем"… тут дом старый, жильцы тоже старые, еще с того времени, когда коммунизм строили, сама понимаешь, меня здесь не любят. За то, что хожу в брюликах, за то, что езжу на джипе, что никому не подаю, сразу сказала в свое время – работу дать могу. Помоешь машину – дам на выпивку, но мыть качественно. А с тряпкой возиться никому не хочется. Или там, в магазине ящики потаскать.
Ирина кивнула.
Да, самый неприятный для лентяя вариант. Не когда ему дают десятку из жалости, а когда предлагают сначала поработать, а уж потом получить зарплату. И Ирина даже не сомневалась – вкалывает Зинаида день и ночь. И крутится, и сама в магазине работает, и за прилавком стоит, и… руки у нее – не барские. Хоть и нанизано на них шесть колец, хоть и старались за ними ухаживать, а все равно. Здесь ноготь обломан, там маникюр облез, царапина, ожог, несколько мозолей…
Видно же!
Рабочие руки, не лентяйские.
– А дети у вас есть? Семья?
– Сын есть. Сейчас в Москве, в институте.
– Давно? На каникулы приезжал?
– Пока – нет. Последний раз на новый год был, а началось это все примерно два месяца назад.
– Ясно.
– Сыну я путевку на юга оплатила. Недели три он в Анапе пробудет, а потом посмотрим. Не хочу я, чтобы он во все это лез, Мишка у меня парень горячий, въедет кому в нос, и готово.
Ирина кивнула.
– А муж?
– Объелся груш.
– Подробнее? С какого дерева были груши и зачем он их кушал?
Зинаида вздохнула, подперла голову рукой.
– Давнее дело, молодая я была и дура. Дура деревенская…
Ирина кивнула.
А чего тут понимать? Сама была не умнее, разве что пообразованнее. Но есть эрудиция – и есть умение устроиться в жизни, приспособляемость, выживаемость, если хотите.
Вот, с выживаемостью у нее были проблемы.
У Зины?
Тоже были. Зиной она была тогда, двадцать с лишним лет назад, совсем еще соплюха, чудом поступившая в институт, пусть на геофак, но на бесплатное отделение, со стипендией, с общагой – и получившая ШАНС!
Она собиралась вырваться
Все было бы прекрасно, не подвернись на ее пути – ОН!
Илья.
Красивый, богатый, племянник ректора, который открывал двери в деканат не то, что ногой – даже не заходил в сию юдоль скорбей и плача.
А зачем ему? Ему и так все ставили автоматом, в институте он появлялся так, прогуляться, развеяться, подклеить свежую "биксу".
Вот и попалась Зиночка ему на глаза.
И сейчас она выглядела великолепно, а уж двадцать лет тому назад? Ирина представляла, какая она была. Небось, мужики падали, а запчасти наоборот – стояли.
– Да, сейчас-то я страшная…
– Ида! Да я б тебе больше тридцати в жизнь не дала! Ну… тридцать два – максимум!
– А мне уже за сорок…
– Ты, главное, никому в этом не признавайся.
Женщины выпили еще лимонада, и Ида продолжила рассказ. А что тут рассказывать?
Сначала букетики, потом билетики, потом ужин, а потом и совместный завтрак.
В любовном угаре пролетело полгода, сессию Ида сдала благодаря Илье, который сходил с ней на экзамены, наступило лето, осень…
Зимой Ида поняла, что беременна.
Как водится, прекрасный принц оказался той еще жабой. Даже гадом. Узнав о Зиночкиной беременности, он выдал ей денег на аборт и разорвал отношения.
Вот дальше ситуация развивалась нестандартно.
Зиночка уже тогда была неглупа.
Скандалить? С перспективой вылета из института? Ни к чему!
Ругаться? Кричать? Качать права? Родить ребенка и подавать в суд?
Смеяться после слова "суд". На дворе стояли девяностые, шел кризис, и выживать было тяжко. И семья ректора могла осложнить девочке жизнь так, что сказать страшно.
Сделать первый аборт? Но врач попался хороший и честно предупредил Зиночку. Потом детей может и не быть. Даже не так – этот ребенок – возможно, ее единственный шанс. Из-за какого-то нарушения, то ли загиба, то ли изгиба… да черт их знает, докторов, но залет был чудом. И роды будут чудом.
А получится ли второй раз, нет ли…
Зина обдумала все варианты – и пришла к Илье. С потупленными глазками. И показала ему справки от врача. А дальше ситуация развивалась нестандартно.
Зиночка сообщила, что аборт сделала. Уже. Вот справка (справка стоила, как половина аборта, ну да ладно, оно того стоило). Но у нее пошли осложнения. Поэтому у нее просьба к Илюшеньке, которая ему ничего не стоит, а ей просто жизнь спасет…
Ей нужна академка на год. И пролечиться. Она уедет из города, но через год вернется, вот, если бы за ней все сохранилось, и стипендия, и место в общаге…
Сложно ли такое сделать ректору?
Поверьте – нет. Илья был настолько рад, что все обошлось, что лично похлопотал перед дядей. Тот тоже оценил здравомыслие девушки и документы подписал. А почему нет?
Ни скандалов, ни шума, ни крика, девчонка еще и уезжает, а через год и племянничек институт закончит…
Что плохого?