Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]
Шрифт:
Наконец Атрет повернулся к ней.
— Мы не закончили тот разговор, который начали сегодня днем.
Рицпа понимала, что Атрету нужно что–то вроде поединка, и было очевидно, что она была единственным соперником, с которым он мог бы теперь сражаться.
Мы на неверном пути, Господи. Он может погубить мое сердце.
— Сколько времени ты была замужем?
— Зачем ты меня об этом спрашиваешь?
— Надо, раз спрашиваю! — оборвал ее Атрет, после чего не без тени иронии добавил: — Ты, кажется, сказала, что никогда не будешь лгать.
— Не
— Тогда отвечай.
Она грустно улыбнулась ему.
— А если я отвечу, ты уйдешь?
Он даже не улыбнулся.
— Я уйду тогда, когда сам захочу.
Рицпа медленно вздохнула, подавляя в себе желание бороться с ним так, как он того хотел.
— Я была замужем три года.
Халев застонал во сне, и она взяла его на руки.
Атрет наблюдал за тем, как она обернула ребенка в свою шаль и крепче прижала к себе.
— Ты была верна своему мужу?
Рицпа подняла голову и посмотрела Атрету в глаза.
— Да, я была ему верна.
Он чувствовал, что она что–то скрывает, и присел перед ней на корточки, глядя на нее сощуренными глазами.
— В нашем племени неверную жену раздевали и секли перед всеми односельчанами. А потом убивали.
В глубине души Рицпы вспыхнул гнев.
— А мужчину?
— О чем ты, какого мужчину?
— В измене участвуют два человека, разве не так?
— Но соблазняет женщина.
Рицпа тихо засмеялась.
— А мужчина, значит, идет у нее на поводу, как безмозглый скот?
Атрет сжал кулаки, вспомнив о том, как легко поддался обаянию Юлии.
Рицпа снова положила Халева к себе на колени.
— Мужчина и женщина равны перед Богом, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.
Атрет невольно рассмеялся.
— Равны!
— Ш–ш–ш, — Рицпа приложила палец к губам. — Разбудишь его. — Такие слова должны были вселить ужас в сердце гладиатора. Она сняла шаль и накрыла ею ребенка.
— С каких это пор женщина равна мужчине? — спросил Атрет, стиснув зубы.
— С самого начала, когда Господь сотворил и мужчину, и женщину. И еще об этом сказано в законе Моисея. За прелюбодеяние наказывали одинаково и женщину, и мужчину, чтобы этот грех, подобно заразе, не распространился по всему израильскому народу. Справедливость требует одинакового наказания для обоих.
— Я не иудей!
— Жаль, тебе бы это пошло на пользу, — уже произнося эти слова, Рицпа сильно пожалела об этом. В комнате повисла тяжелая тишина. Прости меня, Отец. Сделай меня немой! Я слушаю его и вспоминаю свою жизнь, до того как встретила Семея, встретила Тебя. И мне хочется давать отпор даже тогда, когда я понимаю, что не смогу победить.
— Твой муж разрешал тебе так разговаривать с ним?
Семей. Дорогой Семей. Подобно лучу света во мраке, Рицпу охватили приятные воспоминания. Она улыбнулась.
— Семей часто грозился побить меня.
— Неудивительно.
Рицпа вздернула подбородок.
— Его угрозы были пустыми, больше походили на шутку. Зато почти все, что я знаю о законе Моисея, я узнала от него.
— Вот
— Тому, что суть закона в милости, но человек испортил то, что дал Бог. Однако Бог все равно сильнее и умнее человека. Бог послал нам Своего Сына, Иисуса, чтобы Он взял на себя жертву ради спасения всех людей, как мужчин, так и женщин. Его распяли, похоронили, Он воскрес из мертвых, исполнив тем самым пророчество о Мессии, о Котором говорили за сотни лет до этого. Бог послал Своего единородного Сына в мир, чтобы всякий, кто в Него верит, не погиб, но имел вечную жизнь.
Атрет сверкнул глазами.
— Всем богам безразлично, что с нами происходит.
— Та цена, которую Иисус заплатил за наше искупление, показывает, что Бог все же любит нас. Можешь верить, а можешь не верить, Атрет, но есть только одна истина, и истина эта во Христе.
— Я верю в месть.
Рицпе стало неловко, когда она услышала, с какой решимостью он произнес эти слова.
— Помни и о том, как люди судят друг о друге. Как ты судишь о людях, так и о тебе будут судить; насколько ты будешь милостив к людям, настолько милостивы будут и к тебе.
Атрет снова рассмеялся.
— У Бога нет ни к кому пристрастия, — продолжала Рицпа. — Ты не можешь Его подкупить или переубедить. Он думает совершенно не так, как люди. Если ты будешь полагаться на закон, неважно какой — ефесский, римский, германский, — то ты будешь осужден уже за одно только непослушание. А приговор всегда один. Смерть.
Атрет встал и посмотрел на нее сверху вниз.
— Я не по своей воле стал таким, какой есть!
— Но ты по своей воле остаешься таким, — Рицпа наблюдала, как Атрет снова отошел в тень. Весь его вид говорил о глубокой горечи, о гневе и отчаянии. Думал ли он о том, что в его страданиях и отчаянии нет ничего необычного? Ведь она знала о его чувствах больше, чем он мог себе представить.
О Господи, почему Ты дал мне его ребенка? Почему Ты прислал меня сюда, к этому человеку, чтобы я вспомнила все то, что произошло со мной? Семей пришел в мою жизнь и привел меня к Тебе, и Ты исцелил меня. А теперь я гляжу на Атрета и чувствую, как открываются мои старые раны. Держи меня в руке Своей, Отче. Не дай мне уснуть, не дай мне упасть. Не допусти ко мне те мысли, которые жили во мне когда–то давно, не дай мне жить так, как я жила когда–то.
— Жизнь жестока, Атрет, но у тебя всегда есть выбор. Выбери прощение и будь свободным.
— Прощение! — Это слово прозвучало из его уст как проклятие. — В этом мире есть такие вещи, которые простить невозможно.
На глазах Рицпы снова заблестели слезы.
— Когда–то я тоже так думала, но это не дает тебе покоя, разъедает тебя изнутри. Когда Христос спас меня, в моей жизни все изменилось. Весь мир стал для меня другим.
— Мир всегда одинаков.
— Согласна. Мир тогда не изменился. Изменилась я.
На какое–то мгновение наступило молчание, после чего Атрет тяжело произнес: