Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]
Шрифт:
Что она сделала для этого?
— Это нелегко.
Он понимающе улыбнулся.
— А когда это было легко?
— Ты не понимаешь, — слабо возразила она и, опустив голову, стола смотреть на свои сцепленные руки. Как он мог ее понять, если она сама себя толком не понимала?
Феофил тихо засмеялся.
— Готов поспорить на что угодно, что то же самое он говорил тебе этой ночью. — Феофил откинулся на спину. — «Ужасный, самый тупой и толстокожий…» — повторил он, устраиваясь поудобнее. Широко зевнув, он закрыл глаза. — Вы идеально подходите друг другу.
Пораженная, Рицпа замолчала. Пока
«Помоги мне, Отец, в первую очередь думать только о Тебе. Атрет — тяжелый, бесчувственный, грубый, невозможный человек», — шептала она, чтобы не разбудить Феофила.
Прощайте, и прощены будете.
«Господи, я не заслужила такого обращения. Я хотела утешить его, но не соблазнять. А он хотел воспользоваться мной, как блудницей».
Прощайте…
«Отец, избавь меня от влечения к нему. Я молю о том, чтобы Ты развеял мои чувства, которые будят в нем страсть. Они мешают, заставляют страдать, и мне трудно идти по этой дороге, я не могу подавить в себе эти чувства, которые вызывает во мне моя слабая плоть. Я не хочу в Германию. Если в Твоей воле, сделай так, чтобы он передумал. Может быть, мы останемся в небольшой деревушке, на севере Италии? Германия так далеко, и если все люди там такие, как он…»
Я милости хочу, а не жертвы.
Вспомнившееся место из Писания было ей непонятно, особенно если учесть все те чувства, которые она испытывала, но она знала, что, несмотря ни на какие мысли и чувства, Бог призывал ее к послушанию. Иисус велел прощать, и она будет прощать, нравится ей это, или нет.
Продолжая молиться, она встала и пошла вдоль высокого берега. «Я не хочу его прощать, Господи. И если мне нужно это сделать, мне нужно иметь Твое сердце. Мое сердце устало от гнева Атрета и от моего собственного. Мне хочется ударить его по лицу и закричать на него. Если бы я только была мужчиной, и у меня было бы достаточно сил…»
Остановитесь и познайте, что Я — Бог.
Остановившись, Рицпа склонила голову, устыдившись и почувствовав боль в сердце.
«Если Твоя воля в том, чтобы я простила его, Господи, тогда прошу Тебя, измени мое сердце, потому что сейчас оно черно, настолько черно, что я не знаю, как мне выбраться из той ямы, в которую Атрет бросил меня этой ночью. Помоги мне исполнить Твою волю. Покажи мне его с другой стороны».
Рицпа услышала крик Халева и снова пошла по берегу. Она увидела их внизу, сквозь густые ветви. Атрет сидел на песчаном берегу, широко раскинув ноги, а Халев находился прямо перед ним и смотрел на него. Малыш крепко вцепился в огромные руки отца, подтягиваясь так, чтобы можно было стоять, и делал неуверенные шаги в сторону Атрета. Но его пухленькие ножки заплелись, и он сел. Когда он начал плакать, Атрет поднял малыша, уткнулся ему в шею и поцеловал его.
В груди у Рицпы все сжалось, а от гнева не осталось и следа. Тот самый варвар, который так оскорбил ее этой ночью, теперь нежно покачивал своего сына, что говорило о его любви гораздо убедительнее
Рицпа, наблюдая за ними, не могла сдержать слез. Я просила, Господи, и Ты ответил.
Успокоившись, она пошла вниз по берегу. У нее оставались опасения относительно того, на что способен Атрет, — события последней ночи оставались в ней незажившей раной. Из–под ее сандалий вниз полетели камешки. Атрет мгновенно напрягся и оглянулся. Он оставался таким же напряженным, когда снова отвернулся к Халеву, не обращая на нее внимания. Малыш издал радостный крик и захлопал в ладошки. «Мама… мама… мама…».
Рицпа села на камень и набросила шаль на плечи. Стало прохладно, или ей это только показалось? Она смотрела, как ее сын ухватился за пальцы Атрета, снова подтянулся и встал. Радостно закричав, он наклонился вперед и едва не упал лицом вниз. Атрет передвинул его ножку вперед, не давая ему упасть. Крохотные пальчики Халева впились в огрубевшую и мускулистую кожу торса Атрета.
Смутившись физической красотой германца, Рицпа опустила голову и стала рассматривать свои руки. Набравшись смелости, она заговорила еще до того, как подумала о том, чтобы смирить свою гордость.
— Как бы ты ни хотел уберечь свое сердце, Атрет, делать это уже поздно, правда?
Чувствуя его холодное молчание, она посмотрела на него, тревожась, не сделала ли она ему больно. Кажется, нет.
О Господи, дай мне слова. Не мои слова, которые ранят, но Твои слова, которые лечат.
Она встала и подошла ближе, но не настолько, чтобы нельзя было убежать, вздумай Атрет снова проявить свой варварский нрав. Ей хотелось, чтобы между ними не было недоразумений по поводу того, зачем именно она пришла к нему.
Как будто читая ее мысли, Атрет нетерпеливо повернулся к ней.
— Если ты пришла, чтобы забрать его, забирай.
— Как ты ко всему настороженно относишься, — ответила она, после чего замолчала, борясь с самой собой. Ей хотелось больно ударить его и высказать ему все, что у нее наболело. По какому праву он сердится на нее? Именно он своим вызывающим поведением стал причиной той пропасти, которая между ними возникла.
«Ему пришлось оттачивать чувство гнева, чтобы выжить…»
Рицпа была потрясена, вспомнив эти слова Феофила. Она хотела понять Атрета, помочь ему увидеть, как изменится его жизнь с Господом. Но как достучаться до человека, который был закован в кандалы, которого избивали, на котором наживались, которого предали? Можно ли вообще достучаться до него, когда он так настроен против любви?
О Боже, помоги мне.
— Мы все похожи на детей, Атрет. Мы хотим твердо стоять на ногах и идти, опираясь на свои силы. И, как Халеву, нам приходится за кого–то держаться, чтобы выбраться из грязи. — Она посмотрела на него. Слушает ли он ее вообще? Отнесся ли он серьезно к тому, что она ему говорит? — Иногда мы полагаемся не на те силы, и тогда обязательно падаем.