Рассвет пламенеет
Шрифт:
Неожиданно он привлек к себе дочь и прижал ее голову к груди.
Магуре показалось, что губы отца прикоснулись к ее волосам.
Резко открыв дверь, в комнату вошел Симонов.
— Пытаются выбить нас из населенного пункта, товарищ гвардии полковой комиссар, — доложил он и, смутившись, отступил на шаг. — Я помешал вам…
— Нет, нет, вы не помешали нам, Андрей Иванович, — ответил Киреев, в первый раз назвав Симонова по имени. — Идемте-ка, посмотрим…
Магура взглянула Симонову в лицо и улыбнулась уголками губ. Она сделала вид, что не заметила его смущения. Вслед за отцом она шагнула за порог, немного усталая и безотчетно счастливая. Постояла, прислушиваясь к шушуканью ветра у крыши, — во дворе колебались темные ветви деревьев, — послушала отдаленное выстукивание станковых пулеметов, затем решительным взмахом руки кинула за шею ремень автомата, шагнула вперед и сразу канула в зябкую туманную тьму.
XXII
Едва поднявшись с постели, Рождественский разыскал в селении Архонская Киреева. Тот стоял на колхозном дворе, прислонившись плечом к столбу поднавеса, держа в одной руке раскрытый перочинный нож, в другой — крупное яблоко. Напротив Киреева топтался пленный гитлеровский офицер. Его теснила возбужденная толпа ребятишек. Конвоиру то и дело приходилось отгонять их.
— Геть!.. щоб вы… — ругался пожилой солдат, хотя с лица его не сходила улыбка. — Геть пид тры чорты…
По-видимому, Киреев давно уже вел эту беседу. Рождественский остановился в сторонке, на него тоскливо глянули большие, усталые глаза пленного; Рождественский заметил разорванное веко, обвисшее, обнажая белок, — из глаза офицера сочились слезы, перемешанные с кровью.
Второй конвоир, подойдя ближе к Рождественскому, сообщил:
— Знатный ворон, связной клейстовского штаба. Около Алагира разведчики схватили.
Капитан продолжал вслушиваться в разговор Киреева с пленным.
— …Наравне со всяким честным человеком, — продолжал Киреев.
— Никем не оспаривается только равная смерть, — ответил пленный. — Только это. Все другое берется силой.
— Вот уж заблуждаетесь, — возразил Киреев.
— На земле все иначе построено, господин полковник. Все противоположно вашим взглядам.
— Бей, режь, жги, бери! По-вашему, так?
Пленный молчал.
— И вы ринулись к широким просторам, чтобы силой отнять у советских людей то, что они создали трудом?
— Завоевать, — уклончиво произнес немец.
— Это одно и то же.
Киреев не спеша разрезал яблоко, одну половину протянул пленному.
— Берите.
Офицер слегка отшатнулся.
— Берите, берите… Я добровольно уступаю.
Пленный иронически улыбнулся.
— Нервы, — Киреев с усмешкой кивнул головой. — Никуда не годятся нервы у вас. Или отнятое яблоко вкусней?
— Нервы у каждого… У вас разве не напряжены?
— Наши нервы, как стальные пружины. Их можно согнуть, но нельзя сломать. В этом вы могли убедиться здесь, на Кавказе.
— Ваша фортуна. На Кавказе вы оказались счастливее нас. На этом направлении мы потерпели поражение. Но неужели вы думаете, что кусочек кавказской земли может иметь решающее значение? Н-нет, это маленькая щербинка на монолитном теле немецкой армии и немецкого народа.
— Но весьма зловещая для вас щербинка. Только напрасно вы смешиваете немецкий трудовой народ с гитлеризмом и со всей грабьармией.
Посмотрев полковому комиссару прямо в глаза, пленный чуть приметно усмехнулся:
— Кора неотделима от дерева, — сказал он.
— Это вам так кажется.
— Отделите кору от вашей русской березы, она засохнет.
— Гитлеризм не кора, а злокачественная опухоль на теле трудового немца, не смешивайте.
— Н-нет! — упрямо продолжал офицер. — Вся раса одета в коричневую форму. Эта одежда согревает наш народ.
— Ну, что ж, наш долг помочь немецкому народу сменить позорную коричневую кожу.
— Ваши союзники не позволят вам это сделать, — иронически возразил пленный. — Да, они не допустят этого.
Рождественский заметил, как взметнулись густые, темные брови Киреева. Но лицо полкового комиссара моментально прояснилось, глаза по-прежнему светились вниманием. Не повышая тона, он сказал:
— Оказывается, вы осведомленный юноша! Кто не позволит? Что-то я плохо понимаю вас.
— Америка! — невозмутимо ответил пленный. — Ваши союзники. «Да…». Однако существует еще и «но…». Мы восстановили свою послеверсальскую экономику с позволения теперешних ваших союзников и с их помощью. Они нас предупреждали: «Но!..». Мы знали, их помощь исходит не из любви к немецкому народу. Это «Но!» означало войну против России.
— А вам не кажется, что в Америке так думают далеко не все? — возразил Киреев.
— Господин полковник, совсем недавно мы получили Австрию и Чехословакию. Из чьих же рук мы получили эти плацдармы?
— Довоенный Мюнхен не повторится, — заметил Киреев.
— Такого рода мюнхены будут повторяться до тех пор, пока не будет положен конец коммунизму. Авторитетный член конгресса господин Трумэн посоветовал правительству Рузвельта: «Если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии…».