Рассветная бухта

Френч Тана

Я никогда так не делал. Мне казалось — если ты не можешь раскрыть преступление честным способом, то вообще не заслуживаешь его раскрыть. Я никогда не стал бы закрывать глаза, если окровавленная салфетка или пакетик с кокаином вдруг попадет куда нужно или если свидетель узнает, что именно должен говорить. Никто и никогда не просил меня об этом — наверное, боялись, что я напишу рапорт в отдел внутренних расследований. Я благодарен сослуживцам за то, что они меня об этом не просили. Но я был в курсе того, что происходит.

— Если бы вы принесли

мне вещественное доказательство, которое связало бы Дженни с преступлением, притом быстро — например сегодня, — я мог бы арестовать ее до выписки. После этого за ней будут следить, чтобы она не покончила с собой. — Пока Дженни спала, я думал только об этом.

Фиона моргнула, обдумывая мои слова.

— Я?

— Если бы я мог обойтись без вашей помощи, то к вам не обратился бы.

Она напряженно вгляделась в мое лицо:

— Откуда я знаю, что вы не пытаетесь меня подставить?

— Зачем? Для того чтобы просто закрыть дело, свалить всю вину на кого-нибудь, вы не нужны: у меня есть Конор Бреннан — он уже упакован и готов к отправке. — В дальнем конце коридора прошел санитар, громыхая тележкой, и мы оба вздрогнули. Я заговорил еще тише. — Я рискую не меньше вашего. Если вы решите кому-нибудь об этом рассказать — завтра, месяц спустя или через десять лет, — то в лучшем случае меня ждет общение с отделом внутренних расследований, а в худшем — пересмотр всех дел, которыми я занимался, и суд. Мисс Рафферти, моя судьба в ваших руках.

— Почему?

Ответов на этот вопрос было слишком много. Потому что она сказала, что уверена во мне, — и воспоминание об этом все еще горело в моей памяти маленьким, но горячим огоньком. Я сделал это из-за Ричи. Из-за Дины, чьи губы, темно-красные от вина, говорят мне: «Нет никакой причины». В конце концов я сообщил Фионе только то, чем мог поделиться.

— У нас была улика, но ее уничтожили. По моей вине.

— Что станет с Дженни, если ее арестуют? — спросила Фиона после паузы.

— Ее отправят в психиатрическую больницу — по крайней мере сначала. Если врачи решат, что она в состоянии отвечать за свои поступки, защита заявит либо о том, что Дженни невиновна, либо о том, что психически больна. Если присяжные решат, что она совершила преступление в состоянии помешательства, ее вернут в больницу и оставят там до тех пор, пока, по мнению врачей, она представляет опасность для себя и окружающих. Если ее признают виновной, она скорее всего проведет в тюрьме десять-пятнадцать лет. — Фиона скривилась. — Знаю, вам кажется, что это много, однако так мы сможем обеспечить ей необходимое лечение. А когда ей будет столько, сколько сейчас мне, она выйдет и начнет жизнь сначала. А вы с Конором ей поможете.

Заверещала громкая связь, требуя, чтобы доктор такой-то явился в травматологическое отделение. Фиона кивнула.

— Ладно. Я с вами.

— Вы уверены?

— Уверена.

— Тогда сделаем вот что. — Слова, тяжелые будто камни, тянули меня на дно. — Вы скажете мне, что собираетесь в Оушен-Вью за вещами для сестры:

ночной рубашкой, туалетными принадлежностями, айподом, книгами — всем, что ей может понадобиться. Я отвечу, что доступ в дом по-прежнему закрыт и что вам туда нельзя. Скажу, что сам могу съездить и забрать все необходимое, — а вас я возьму с собой, чтобы не ошибиться при выборе. По дороге составьте список вещей. Напишите его, чтобы я мог его предъявить, если спросят.

Фиона кивнула. Она наблюдала за мной, словно «летун» на совещании: внимательно, запоминая каждое слово.

— Когда вы снова увидите дом, у вас что-то всплывет в памяти. Внезапно вы вспомните: утром, когда вы вошли вслед за полицейскими, вы подобрали вещицу, которая лежала у лестницы. Вы сделали это машинально — дом всегда был в таком порядке, что любая вещь, валяющаяся на полу, казалась не на месте. Поэтому вы засунули ее в карман пальто, даже не осознавая, что делаете, — в конце концов, голова у вас была занята совсем другим. Ну как, ясно?

— Какую вещицу я подобрала?

— В шкатулке Дженни лежат несколько браслетов. Есть среди них один, который она часто носит, но не сплошной, а из цепочки, прочной цепочки?

Фиона подумала.

— У нее есть браслет с амулетами. Золотая цепочка, толстая и, похоже, довольно прочная. Дженни получила его от Пэта в подарок, когда ей исполнился двадцать один год, и после этого он дарил амулеты, когда происходило что-то важное: сердечко на свадьбу; амулеты с инициалами по случаю рождения детей; с домиком, когда купили дом. Дженни часто его носит.

— Отлично. Вот еще одна причина, почему вы его подняли: вы помните, что он много значит для Дженни. Она бы не хотела, чтобы он валялся на полу. Когда вы увидели, что произошло, то совсем забыли про браслет — и, естественно, с тех пор не вспоминали. Но ожидая меня возле дома, вы вспомните про браслет, поищете в карманах пальто и найдете его. Когда я вернусь в машину, вы отдадите браслет мне — вдруг пригодится.

— Как это поможет? — спросила Фиона.

— Если все произошло именно так, как я описываю, то вы не можете знать, какую роль браслет сыграет в нашем расследовании. Поэтому я ничего вам об этом не скажу — так меньше шансов, что вы проговоритесь.

— Вы тоже уверены, да? Что это сработает, что ничего не полетит под откос?

— План небезупречен. Кое-кто — возможно, и прокурор — подумает, что вы с самого начала все знали и сознательно припрятали браслет. И кое-кто задаст себе вопрос, не слишком ли удачное это совпадение. Это наши внутренние интриги, про них вам знать не обязательно. Я позабочусь о том, чтобы у вас не возникло серьезных проблем — вас не арестуют за сокрытие улик или препятствование ходу следствия. Однако я не смогу избавить вас от неприятного разговора с прокурором или с представителем защиты, если до этого дойдет. Возможно, они даже попытаются намекнуть, что вы должны быть в списке подозреваемых, — ведь в случае смерти Дженни имущество досталось бы вам.