Рассветный меч
Шрифт:
Глава 28
ДЖАНГДИ
АПРЕЛЬ 5Э1009
(восемь месяцев тому назад)
Пристальный взгляд Бэйра поднимался все выше и выше по крутому склону каменной громады, складки и выбоины которой были забиты снегом. Потом юноша перевел взгляд на гранитный утес, изрезанный глубокими трещинами; вершины громадных гор были закрыты облаками, глаз мог видеть только серые остроконечные отроги с нахлобученными на них снеговыми шапками. И огонь этих гор говорил об одиночестве,
— Боги! — вымолвил Бэйр с благоговейным трепетом в голосе. — Араван, так это и есть Джангди?
— Да, это Джангди, — подтвердил эльф. — И где–то в глубине этого необъятного нагромождения гор находится Храм Неба.
— И мы должны найти его, — решительно промолвил Бэйр.— Даже если нам предстоит вечно лазить по этим горам.
— Может быть, нам удастся этого избежать, Бэйр. Пойдем поищем старосту.
— Наверное, будет лучше, если я пойду в своем обличье, а не в волчьем, чтобы не пугать жителей деревни.
Араван кивнул, затем развязал переметную сумку, достал из нее ремень и протянул его Бэйру:
— Более естественно будет, если ты, вместо того чтобы просто идти рядом, поведешь в поводу моего жеребца.
— Я, как ты знаешь, могу ездить верхом и без седла, — ответил Бэйр. — Я поеду на подменной лошади.
— Да, ты можешь, но простые люди более откровенны с ровней, нежели с господами, которые ездят верхом.
— А что, если никто из них не говорит на общем языке? Я не думаю, что кто–нибудь из них знает язык сильва, баэронский, твилл, чакур или кабла, который я сам–то знаю поверхностно.
— Тогда тебе придется импровизировать, друг мой. Импровизировать.
Вздохнув, Бэйр привязал ремень к кольцу уздечки и прошептал, как бы давая наказ самому себе:
— Вперед, малыш, вперед! — И повел жеребца с сидевшим на нем Араваном за собой; запасные и вьючные лошади цепочкой следовали за всадником и его пажом.
Когда они, подойдя ближе к деревне, обогнули громадную, нависавшую над тропой скалу, несколько часовых, вооруженных ножами, которые, впрочем, были пока в ножнах, выступили им навстречу. Позади них стояла живописная толпа стариков и мальчишек; у некоторых в руках были дубинки, у остальных грубые палки, похожие на посохи с железными наконечниками. Из распахнутых окон и дверей выглядывали женщины, девочки и старухи.
Все жители этой деревни, за исключением самых пожилых, были смуглыми и черноволосыми, их черные глаза были слегка раскосыми. Мужчины были одеты в грубые домотканые одежды, на некоторых были безрукавки из овечьих шкур шерстью наружу, на других были стеганые куртки. Обуты они были в башмаки, пошитые из шкур. Женщины, насколько можно было разглядеть, также были одеты в грубые домотканые платья и обуты в такие же башмаки, как и мужчины.
— Бэйр, сделай еще несколько шагов и остановись,— сказал Араван на сильва. — Достань рулон красного шелка.
Женщины обступили Бэйра плотным кольцом и защебетали, щупая тонкую красную материю, а улыбающийся деревенский староста, бегло говоривший на кабла, пригласил Аравана в свой дом. Эльф с благодарностью согласился и, стоя уже
— Достань еще и рулон желтого шелка и попытайся узнать что–нибудь о Храме.— С этими словами Араван вошел в дом старосты, оставив Бэйра в толпе стрекочущих женщин.
Бэйр протянул рулон красного шелка одной из женщин, подошел к одной из вьючных лошадей и достал еще один сверток, в котором оказалась ткань желтого цвета. Восхищенные женщины разом вздохнули и замолчали, словно ослепительно яркий цвет материи лишил их способности говорить, и только некоторые из них после долгой паузы прошептали: «Пурохит».
— Что это значит? — спросил Бэйр на общем языке. Ему никто не ответил.
Он попытался заговорить на других языках, даже на чакуре, языке гномов, но ему никто не ответил.
Бэйр взял рулон в левую руку, отмотал от него кусок, зажав его конец пальцами правой руки, а затем растянул отмотанную часть материи, разведя руки в стороны, и снова заговорил на языке кабла, в котором его познания были весьма ограниченны:
— Ну что? Почему этот… — Он не знал ни как сказать «желтая», ни как сказать «материя». — Этот… хм… одежда… хм… плохо?
Пожилая женщина, на которую он неотрывно смотрел, тоже посмотрела ему в глаза:
— Не плохо… мукаддас.
Бэйр наморщил лоб, а затем спросил:
— Что… хм, мукаддас?
Вместо ответа женщина указала на камень, нависавший над их головами.
Бэйр, запрокинув голову, посмотрел наверх, но не увидел ничего, кроме огромного, свисающего в виде козырька куска скалы, потом с недоумением посмотрел на пожилую женщину и пожал плечами, придав лицу выражение озадаченности.
Она повысила голос:
— Мукаддас! Мукаддас! — Как будто громко произнесенные слова станут более понятны этому растерявшемуся юноше. Затем она наклонилась к стоящей рядом женщине и что–то очень быстро сказала ей, и та — моложе и ниже ростом — пала перед Бэйром на колени, воздела руки к небу, трижды поклонилась, затем встала на ноги и, показав на материю, произнесла:
— Адхиатмик.
Бэйр смотрел на женщину и сосредоточенно обдумывал происшедшее, стараясь осмыслить поведение женщин. «Поклоны? Но за кого они нас принимают? За королей? За верховных повелителей? И эта желтая материя… Жрецы одеты в желтые одежды… Нет, она кланялась не повелителю, поклоны выражали почитание. Адхиатмик, мукаддас и пурохит, должно быть, означают почтение, или святость, или что–то в этом роде. Но при чем тут эта скала? Нет, она показала не на камень, она показала на горы! На горы, где, как говорят, и живут жрецы».
Бэйр снова уложил желтый рулон в сумку и вынул из ножен кинжал. Женщины застрекотали и поспешно подались назад, но он встал на колени и острием кинжала нацарапал на мерзлой земле очертания гор. Женщина помоложе приблизилась, чтобы посмотреть, что он делает, а Бэйр жестом показал на деревню, а затем начертил в воздухе пальцем косой крест и, нацарапав этот знак рядом с изображением гор, произнес: «Умран».
— Бесхак! — сказала женщина, поведя руками вокруг, а затем повторила название деревни: — Умран.