Растерзанное сердце
Шрифт:
— А чем этот человек… кстати, как его звали?
— Мак-Гэррити. Патрик Мак-Гэррити.
— Чем этот Мак-Гэррити привлек ваше внимание?
— Мы выяснили, что жертву знали в нескольких домах в городе, где студенты и всякие бездельники жили и торговали наркотиками. Мак-Гэррити тоже часто туда наведывался, более того, он был наркодилер, вот за что мы его и задержали, когда проводили рейд.
— И потом у инспектора Чедвика появились подозрения?
— Ну да. Мы слышали, что этот Мак-Гэррити был немного не в своем уме и даже те, в чьи дома он частенько заходил, его побаивались. Тогда в этой среде терпимо относились
— Девушка подала заявление?
— Нет. Это всплыло на допросах. Мак-Гэррити, конечно, отрицал, но мы прижали его по всем прочим обвинениям и добились всего, чего хотели.
— Вы с ним виделись?
— Присутствовал на одном из допросов. Слушайте, я не понимаю, почему вам сейчас захотелось все это узнать. Никаких сомнений; что убийство совершил он.
— Я в этом не сомневаюсь, — уверил Бэнкс, — просто пытаюсь найти причины убийства Ника Барбера.
— Ну, Мак-Гэррити к этому никакого отношения не имеет.
— Ник Барбер писал о «Мэд Хэттерс», — заметил Бэнкс, — а Вик Гривз был двоюродным братом Линды Лофтхаус.
— Гривз — это тот, который слетел с катушек?
— Да, если вам угодно так выражаться, — ответил Бэнкс.
— Как еще тут выразишься? Но уж с ними-то я точно никогда не встречался. Той частью расследования, которая была связана с Северным Йоркширом, занимался инспектор Чедвик вместе с сержантом Эндерби. Но я уверен, что они допросили членов группы.
— Да, я говорил с Кийтом Эндерби.
Брэдли фыркнул:
— На мой взгляд, он был неряшливый и не вполне ответственный, напоминал тех типов, с которыми нам приходилось иметь дело, если вы понимаете, о чем я.
— Сержант Эндерби был хиппи?
— Не совсем, но он носил довольно длинные волосы, а иногда надевал цветастые рубашки и галстуки. Однажды я даже видел его в сандалиях.
— С носками? — улыбнулся Бэнкс.
— Без.
— Благодарение богу!
— Я понимаю, вы язвите, — проговорил Брэдли с чопорной улыбкой. — Но факт остается фактом: Эндерби был разгильдяй, у него не было никакого уважения к полицейской форме.
Бэнкс проклинал себя за то, что позволил себе иронию, но чистоплюйство Брэдли начинало действовать ему на нервы. Его так и подмывало рассказать, что Эндерби описал Брэдли лизоблюдом, но ему хотелось добиться результатов, а не ссоры. Пора сдать назад, придерживайся только важных пунктов, призвал он себя.
— Значит, вы думаете, что этого писателя убили, потому что он работал над статьей о «Мэд Хэттерс»? А предпосылки для такой гипотезы у вас есть? — осведомился Брэдли.
— Ну, мы достоверно знаем, — ответил Бэнкс, — что он упомянул о статье, над которой работает, своей подружке и сказал, что эта история, возможно, связана с убийством. И мы знаем, что сейчас Вик Гривз живет очень близко от коттеджа, в котором убили Ника Барбера.
— Ну, ворья сейчас кругом полно.
— Мы стараемся рассматривать дело непредвзято, — ответил Бэнкс. — Возможно, его убили не с целью грабежа. А в деле Линды Лофтхаус были другие подозреваемые, кроме Мак-Гэррити?
— Да. Был такой парень, Рик Хейс, организатор фестиваля. Мог свободно передвигаться по зоне за сценой, входить и выходить, и он не в состоянии был дать отчет о своих действиях в том интервале времени, в который, как мы считаем, была убита девушка. И он тоже был левша, как и Мак-Гэррити.
— То есть подозреваемых было двое?
— Да.
— Значит, все решил нож?
— Мы знали, что взяли того, кого нужно, — у вас тоже наверняка бывало такое ощущение, — но поначалу не могли этого доказать. Мы сумели задержать его за наркотики, а пока держали под арестом, удалось отыскать орудие убийства.
— Сколько прошло времени после первого допроса?
— Мы нашли нож в октябре. Значит, прошло около двух недель.
— Где был нож?
— В одном из домов.
— Но ведь все эти дома обыскали сразу же, как только Мак-Гэррити арестовали?
— Да.
— Но тогда вы нож не нашли.
— Поймите, — сказал Брэдли, — в каждом из этих домов проживало довольно много людей, одни уходили, другие приходили. Там была чудовищная антисанитария, люди спали на полу, огромное количество вещей было разбросано по комнатам. Мы не знали, кому что принадлежит: у них было весьма либеральное отношение к собственности и правам владения.
— И где же вы в конце концов нашли нож?
— В одном из домов, он был спрятан в диванной подушке. Нашлись два свидетеля, которые там жили и подтвердили, что видели Мак-Гэррити с таким ножом — у него была черепаховая рукоятка, — и нам посчастливилось отыскать на нем его отпечатки пальцев. Разумеется, он вытер лезвие, но в лаборатории все равно нашли кровь и волокна материи у самой ручки. Кровь была той же группы, что у Линды Лофтхаус. Все просто.
— Форма лезвия соответствовала ранениям?
— Патологоанатом сделал заключение, что это возможно.
— Всего лишь возможно?
— Вы же знаете, как они выступают в суде: возможно, ее кровь; возможно, тот самый нож; лезвие, похожее на то, которым… И прочее, и прочее. Но присяжным этого оказалось достаточно.
— Патологоанатом не пытался соотнести нож и рану на трупе?
— Не было возможности. Тело к тому времени похоронили, и, даже если бы сочли необходимым провести эксгумацию, ткани уже разложились, что не позволило бы воссоздать картину в точности. Вы сами понимаете.
— Мак-Гэррити не отрицал, что ее убил?
— Совершенно верно. Я присутствовал, когда инспектор Чедвик предъявил ему эту улику: он скривился в странной улыбке и сказал: «Значит, вы меня, похоже, прижали».
— Он именно так и сказал, этими самыми словами — «Значит, вы меня, похоже, прижали»?
Брэдли раздраженно поморщился:
— Это было больше тридцати лет назад. Не могу гарантировать, что точно передал его слова, но он произнес что-то в этом роде. Все это можно найти в деле и судебных протоколах. Но он над нами насмехался, иронизировал, так сказать.