Ратибор Южных Рысов
Шрифт:
Стараясь не шуметь, я ссыпался вниз. Мои други лежали рядом с узловатым корнем и выжидательно глядели на меня. Вернее Семаргл лежал на ковре из рыжей хвои, а кот уютно устроился у него на загривке, наполовину утонув в густой шерсти.
– Ф-ф-се-е? – в фырканье Питина был вопрос.
– Все, други. Принял бог Велес жертву, – прошептал я, – А теперь прямиком домой. Через Перунову поляну. Глая, поди, уже извелась вся, да и дед Микула беспокоится…
С чего началось? С Весны. Рано она в сем годе прилетела во второй седмице марта и принесла тепло сильное. По-летнему глядел с небоската сияющий Дажьбогов щит Жарушко.
То тепло с принесенными Шалоником дождями быстро съело снег на открытых местах, понизило в дубравах и темных борах, оголило наше с Глаей репище, давая матушке – Сырой Земле напитаться лучами солнечными, копить детородную Ярилину силу.
Мы с Глаей заранее приготовили трубочки из толстой соломы и берестяные туеса. На ближней за репищем опушке я надрезал у берез кору, вставил соломинки и теперь каждый вечер собирал набежавший в туески сладкий березовый сок. Сливал в чистые, пропаренные кипятком лагушки, сносил в погреб. Закиснет – добрый квас будет. Как раз по вкусу деду Микуле свет Гурьяновичу и Глае. В летнюю жару с тем квасом приготовить окрошку с луком, яйцом варенным, черемшой, молодыми огурчиками, да мелко нарезанными кусочками копченого лосиного мяса. А можно, не дожидаясь лета, настоять березовый сок с медом, разными, ведомыми Глае, травами – получается такой напиток, что не уступит легендарной Соме.
Вот только мне сей напиток пробовать не дадут. «Молод ишшо! – так объяснил дед Микула, – Сому волхвы разрешают пить только тем, кому от роду не менее трех с половиной десятков лет исполнится. Ранее – ни-ни! Пока людин собственной семьей не обзаведется и детишек не наплодит».
Мне же только с мая месяца пойдет шестнадцатая весна. Так что и помыслить о питии не можно. А Сому ту, медовуху то-исть, дед Микула отвозит в град, ко двору князь-старейшины Доброгнева. Меды, настоянные Глаей на травах, приобретали особый вкус, что очень нравилось домочадцам князя, да и ему самому тоже…
Четыре дня назад вечером дед Микула, покашливая в костистый кулак и оглядываясь на Глаю с опаской, глухим шепотом пробубнил:
– Слышь, Ратин… Беры наверняка из берлог поднялись. Так ты того… Пробежись утречком по бортям. Послушай пчелок – живы ли и как зиму пере бедовали. Как я учил. Да подвесь возле дупел сутунки. А то Беры сию пору бродят голодные, злые после спячки. Одна кожа да кости от них остались. Как бы не добрались…. И это, – он опять покосился в сторону Глаи, – Порскни в сторону холма Велесова. Проведай, как там Корноухий. Благополучно перезимовал, аль нет…
– Сделаю, дедушка Микула! – с готовностью отозвался я тоже шепотом, – сегодня веревки изготовлю, а завтра перед рассветом побегу. И Бера твоего одноухого проведаю.
При этом я тоже покосился в сторону Глаи. Услышит прабабка, обоим попадет на орехи. Не любит Глая, когда мы упоминаем Корноухого, с той поры, как тот в прошлом годе задрал её любимую телочку, она о нем знать не желает и разговора о старом бере не терпит.
–Ты это… Лук с собой прихвати на всякий случай, – тихонько продолжает шептать дед Микула, – встренешь зайчишек – прихвати парочку ведмедю в подарок. Небось, лишними те зайчишки ему не покажутся.
– Вервие
Дед Микула покосился на меня и виновато развел руками.
– Будет сполнено, Глая Монионовна! – прогудел он.
Я не удержался от улыбки. Отношения между собой двух пожилых и дорогих мне людей продолжали вызывать удивление пополам с восторгом. Потому что дед Микула и моя прабабка Глая топчут матушку Сыру Землю около века, а относятся друг к другу как молоденькие парубок с дивчиной – бережно и нежно, хотя прячут такое отношение под личиной воркотни и старомодности в отношениях. При мне величают друг друга по имени и отчеству, разговаривают с чопорной торжественностью, стесняются своих чувств, неуклюже пытаются скрыть. Как будто у меня глаз нет или я могу что-либо плохое подумать, чудики среброголовые!
Дед Микула – обликом настоящий велет. Росту в нем более сажени. Плечи широченные, грудь выпуклая. По сию пору ходит прямо, не гнется, хотя с годами усох изрядно. Сила страшенная в членах сохранилась. Пястья рук моих шире вдвое и толще, ладони тоже огромадные. Сожмет кулак – смотреть муторно, кулак тот с мою голову. Когда мы с ним три года назад встретились, у него бородища белая до пояса была и волосы седые на голове. А теперь глава бритая, один оселедец седой с неё свисает, бороды совсем нет – сбрил, только усы седые оставил. Не старец столетний, а рысен – витязь по виду внешнему. Думаю, это он перед Глаей молодится.
Глая, та наоборот. Маленькая, худенькая, как девица стройная. Зато видом берет. Не прабабка, а княгиня светлая, величавая. Я за эту зиму добро вытянулся. Уже темечком до губ деда Микулы достиг. Так Глая мне ростом по грудь. Но выпрямится, глазищами синими, не выцветшими, сверкнет – попробуй не сполни, что укажет! С зимы, переговорив с дедом Микулой, стали они меня парным молоком отпаивать – худобу сгонять. Ненавижу парное молоко, но попробуй, пикни! Иногда Питин выручает, когда Глая отвернется.
Моя Глая – эфиопка по роду-племени. На лике и теле кожа цвета старой меди, волосы по сию пору густые, белоснежные, длиной ниже пояса. В сочетании с синими глазами впечатление необычное. Ну а что морщины на лике – так у кого их в таком возрасте не бывает… Такова моя прабабка, бывшая жрица Великой богини Рати. Местные племена сию богиню зовут по иному: Жива, мать Сыра Земля…
Я уже упоминал, что после смерти моего прадеда овдовевшая прабабка стала жрицей богини Рати, потом через много лет главной жрицей. Знала она по должности многое и теперь передавала свои знания мне. Так она познакомила двенадцатилетнего парнишку с понятием времени и его счисления, сначала шумерского, а потом эллинского. Объяснила, почему древний народ шумеры применяли в своих вычислениях шестеричную систему счета, разделили день и ночь на двадцать четыре часа, почему в каждом часе шестьдесят минут. Под её руководством мы с дедом Микулой соорудили во дворе нашей усадьбы солнечные часы и научились пользоваться.