Равная солнцу
Шрифт:
— Я требую, чтоб ты признала ту, кто теперь первая среди жен.
— Если бы вы знали свод дворцовых правил, поняли бы, что мое положение куда выше вашего.
Хайр аль-Ниса взмахнула рукой, словно отгоняя муху:
— Ненадолго.
— Спокойнее, Пери, — мягко сказал ее брат. — Ты должна всегда уважать мою жену.
— Я уважаю разумных людей! — гневно ответила Пери. — Если вы намерены играть в царствование, вы утратите не только двор, но и страну. Позвольте мне напомнить вам, что нам предстоит. На севере, востоке и юго-востоке люди угнетены и бунтуют. На северо-востоке и северо-западе нам угрожает вторжение оттоманов и узбеков. Нашу страну охватывают
Мохаммад Ходабанде вздохнул:
— Мы поговорим о том, что делать, после коронации. Спасибо, сестра, что приехала навестить нас.
— Это мой долг, — ответила она, — равно как и говорить горькую правду, когда нужно.
Пухлые красивые губы Хайр аль-Нисы искривились, будто она съела что-то кислое, — этого выражения муж ее не мог видеть. Я был горд за Пери и сказанную ею правду, однако встревожен жесткими словами, что могли отразиться на ее будущем.
— Не переживай, Джавахир, — сказала она, когда мы вышли наружу и зашагали к нашей палатке. — Я найду способ ее приструнить. Она мне неровня.
Пар ее дыхания клубился в холодном воздухе. Глаза ее, вместо того чтоб померкнуть от тревоги, сверкали, будто она предвкушала новую битву. Нестроение всегда подстегивало ее сражаться отважнее, но было ли это самым лучшим выбором?
— Думаю, вам стоит посетить вашего брата отдельно, пасть перед ним и поклясться в верности, а потом доказывать ее каждый день, пока он не поверит вам всей душой.
— А если он все равно будет отрицать мое право управлять?
— Тогда примите судьбу, дарованную Богом.
Она расхохоталась:
— Джавахир, у тебя сердце совершенного слуги, а у меня — нет. Если такое случится, мы с дядей будем готовы взять все на себя.
— Взять на себя? Да если Мохаммад узнает, что вы задумываете, он точно вас уничтожит! Ни один шах не позволит мятежа в собственном дворце!
— Не обязательно. Когда он поймет нашу силу, он станет уступчивее, как с остаджлу.
— Это опасные намерения, — сказал я. — Почему бы не сговориться?
— Я стала презирать мир, — сказала она. — Мне почти тридцать, и мне никогда не позволяли править, даже притом, что я намного лучше разбираюсь в законах ислама, чем многие, знаю математику и физику, обычаи двора, правила стихосложения и искусство управления. Даже мой покойный отец — благослови Бог его душу — имел странности, приводившие к неверным решениям, к которым мне приходилось приспосабливаться. Теперь наконец вельможи признали, что я заслужила право царить, и я не позволю Мохаммаду или его жене испортить мои замыслы.
Я смотрел на нее в благоговении и ужасе, вспоминая сказанное Баламани в хаммаме. Я думал прежде о решении устранить Исмаила как о вынужденном, а оно обернулось поступком, воодушевившим Пери добиваться права царить. Глубоко в ней билось яростное сердце шахов.
— Подозреваю, что ты считаешь меня непримиримой, — сказала она, когда мы подходили к палатке, — но я заслужила право быть ею. Ты со мной, Джавахир?
Она не сводила с меня пристального взгляда, словно проникая в мои тайны.
— Я поклялся всегда оставаться верным слугой, — ответил я, но впервые за все время не был уверен в своей искренности.
Пока мы были в ставке, из дворца прибыли гонцы с письмами для царевны и для меня. Одно письмо было от моей двоюродной тетки. Оно было коротким и ранящим, словно раскаленный нож.
Приветствия и мои молитвы, чтоб письмо нашло вас в здравии.
Меня обжег стыдом сам слог письма. Еще горше мне было от письма, полученного через час.
Салам, Джавахир-джан. Я заплатила писцу на базаре, чтоб написать вам втайне от других. Наша тетя только что показала меня человеку, желающему взять меня замуж. Он старик, у него всего четыре зуба, он уже пережил четырех жен, и его дети старше меня. Когда я увидела его впервые, он выбранил меня за то, что я подала ему не такой крепкий чай, как он любит, словно я об этом знала. Я думаю, что у него в уме перепутались все его покойные жены. Полагаю, что ему нужна не жена, а служанка. Я знаю, что я для вас просто еще одно бремя, но, прошу вас, сжальтесь надо мной. Спасите меня от его дряблых рук.
Сердце мое вспыхнуло. Что я за человек, если не могу спасти собственную сестру от жизни, которая отравит ее юность горем! Я тут же написал моей двоюродной тетке и пообещал как можно быстрее прислать денег, объясняя, что назначен на высокий пост и ко мне вот-вот потекут реки серебра. Я напомнил им, что дворцовым слугам дважды в год выдают очень солидную сумму и что следующая моя выплата через месяц. Затем я запретил выдавать Джалиле замуж, поклявшись, что щедро вознагражу за все их услуги, пока моя сестра с ними.
Когда в наших делах возникла передышка, я объяснил Пери, что моя двоюродная тетка угрожает выдать Джалиле замуж и мне нужна большая выплата в счет моего жалованья, чтобы заплатить им за ее содержание и как можно скорее привезти ее в Казвин.
— Конечно я помогу тебе, — ответила она. — Подробности обсудим, когда вернемся во дворец.
Я ударил себя в грудь и низко поклонился в знак благодарности, а ее глаза сказали мне, что она поняла.
Звездочеты в ставке сосредоточенно высчитывали благоприятное время для вступления Мохаммада и его жены в город, и мы ждали, чтоб вместе с ними вернуться в Казвин. В промежутке прибыл гонец от Фереште, которому Масуд Али объяснил, как нас найти. Гонец сказал мне, что у Фереште для меня такие срочные известия, что я не должен ни на миг откладывать их получение. Я поспешил к царевне:
— Меня призывает Фереште. Похоже, что у нее важные сведения о мирзе Салмане.
Пери улыбнулась:
— Ах, Джавахир, мастер разгадывания секретов. Не люблю тебя отпускать.
— Обещаю вернуться, как только смогу.
— Фереште очень полезна. Поблагодари ее за меня, хорошо?
— Обязательно.
— Можешь взять Асала, — сказала она и кликнула конюха-евнуха.
— Благодарю, царевна, но хватит простого коня.
Я уже надел свои плотные шальвары для верховой езды, толстый шерстяной камзол и теплый халат и заматывал шерстяным платком шею и лицо.