Равнение на знамя
Шрифт:
Это все были декорации, открытые для постороннего обозрения. Двух радистов с набором сложной аппаратуры, сидевших в корявом бетонном сооружении, никто видеть не мог. И уж ни одна живая душа, кроме посвященных, не подозревала, что на высоте метров в тридцать, в уютном местечке на склоне подступавших к самой автостраде горных отрогов с девяти утра расположился снайпер. В полукилометре отсюда, скрытый горами от дороги, стоял на поляне вертолет, который, чем черт не шутит, мог и понадобиться — а по обе стороны от поста, на значительном отдалении, разместились мобильные группы, готовые в зависимости от обстановки или перекрыть дорогу, или перехватить странников, если их не
Одним словом, изрядный кусок территории был накрыт, освоен, подготовлен. Но это ничуть не прибавило Карееву доброго настроения. Сердце с утра снова неприятно ныло и угомонилось только после двух таблеток, сиреневой и белой, но причина дурного расположения духа виделась отнюдь не в том.
Во-первых, ему категорически не нравилась бойкость трассы, где предстояло работать. Протянувшаяся вдоль побережья магистраль, пролегавшая вдоль отрогов Большого Кавказского хребта, в это время года и дня была прямо-таки забита машинами, сновавшими в обе стороны. Перекрыть ее совершенно нереально из-за отсутствия объездных дорог, а ведь, когда начнется, любой гражданский, имевший несчастье тут оказаться, мог стать потенциальной мишенью, которую практически невозможно уберечь от шальной пули или осколка.
Во-вторых, наибольшее раздражение вызывало даже не это, а расположившееся метрах в пятидесяти от блокпоста летнее кафе под названием «Духан батоно Тенгиза». Кирпичная кухонька, где жарили шашлыки и прочее, еще парочка кирпичных же домиков, игравших роль подсобок, два десятка столов под зелеными навесами на столбиках, аккуратненький туалет, огромная вывеска с черными надписями-узорами по зеленому фону. С размахом устроенное предприятие. И, как всегда в это время дня, прямо-таки ломившееся от посетителей: водителей и пассажиров частных легковушек, дальнобойщиков, туристов с экскурсионных автобусов, кативших на Пшадские водопады, в Сочи или Геленджик. Машин на обширной автостоянке — битком, как и народу под навесами. Музыка, аппетитный дымок, беззаботный гомон, шортики-маечки… мишеней, мать твою, выше крыши возможных мишеней!
И ничего нельзя было с этим поделать. Гораздо проще оказалось изъять с поста обычно торчавших там милиционеров — собиравшаяся сюда очередная смена получила приказ отбыть на другие точки, никто ничего не заподозрил, никто не стал удивляться и пересуды разводить.
Намного сложнее получилось с батоно Тенгизом и его персоналом в количестве четырех человек — два повара-племянника и две официантки. Разумеется, всю пятерку волевым решением можно было в два счета притормозить в Геленджике: собрать всех в солидном учреждении, предъявить грозное удостоверение и добром, но настоятельно попросить сегодня в заведение и носу не казать. Или ради дела допустить некоторый произвол — вообще изолировать всех пятерых до вечера, наплевав на гражданские права и свободы. Технически это сделать несложно.
Ну, а если кто-то из пятерых — связь Абу-Нидаля? Если Абу-Нидаль должен тут встретиться не с кем-то из проезжих посетителей духана, а как раз с кем-то из персонала? И, узрев полностью безлюдное заведение или не получив должного сигнала, что вероятнее, выкинет непредсказуемый фокус? И брать его придется вовсе не здесь, в отлично подготовленной засаде, а где-то на трассе, среди потока машин, импровизируя и подвергая риску гораздо больше мирного народа? Вот то-то и оно. Если пятерку не закрыть — кто-то из них, вполне может статься, вынет мобильничек и просигнализирует. Если их все же закрыть, отобрав средства связи — молчание само по себе будет сигналом тревоги и… В общем, смотри выше.
Короче — ситуация-с. После долгих прикидок, дискуссий и прокачек
Ставка очень уж велика. По донесению махачкалинского агента, сегодня в Краснодар по означенной трассе проследует Абу-Нидаль собственной персоной с парочкой нукеров. К этой информации отнеслись со всей серьезностью, поскольку исходила она от источника надежного. Прошлое его сообщение о группе пустившихся в путь бандюганов оказалось стопроцентно верным, полковник Рахманин перехватил их именно на указанном маршруте и одного даже ухитрился взять. Так что и теперь следовало думать, что дело они имеют не с дезой, и есть реальный шанс познакомиться наконец с Абу-Нидалем вблизи, чайком угостить, сальцем попотчевать, за жизнь поговорить обстоятельно и подробно…
Ах, какая яростная надежда охватила Кареева! Абу-Нидаль — это вам не рядовой ваххабит, это, знаете ли, фигура и фирма: финансы, диверсии, кладезь информации, связи как с Грузией, так и с Ближним Востоком, не говоря уже о Стамбуле-Константинополе. Короче, сам сдохни, а живым возьми.
Потому что захваченный Рахманиным «язык» оказался, как это ни прискорбно, вовсе не ценным приобретением, а, по большому счету, непригодным в хозяйстве дерьмом собачьим. Что уже установлено достоверно. Рядовой скучный басмач с унылой стандартной биографией, каких пучок на пятачок. В секреты не посвящен, стратегических планов и долгосрочных замыслов не знает, ценился за тупую исполнительность и, если можно так выразиться, служебное рвение. Именно ему Абу-Нидаль и поручил при угрозе захвата без церемоний ликвидировать боевика, несшего ценный груз — чтобы к гяурам живьем не попал, язык не распустил, как шнурок.
А уж покойничку, коего без малейших душевных колебаний пристрелил в затылок свой же товарищ, безусловно было что порассказать! Его уже успели пробить по базе данных и результаты получили интересные: высшее образование, инженер, до того как прельститься ваххабизмом, считался неплохим специалистом в радиоэлектронике, сволочь такая…
И груз у него оказался интереснее некуда: дюжина радиовзрывателей, импортных, армейских, известных до сих пор исключительно теоретически. Отличная штука для тех, кто понимает, способна действовать и в режиме часового механизма, и по радиосигналу, максимально защищена от помех и посторонних воздействий, влагонепроницаемая, ударопрочная, одним словом, идеальная приблуда для диверсанта.
Было о чем порассказать покойничку, было, не зря к нему Абу-Нидаль заранее приставил персонального палача… Как и следовало ожидать, такая информация вызвала наверху прилив нешуточного раздражения. Никаких распеканий, конечно, никто не стучал кулаком по столу, не разорялся, не грозил отправить в Мурманск заведовать продскладом — но от этого ничуть не легче. Потому что отдельные реплики все же имели место.
— Тем более нужно было взять живым!
— Такого волка упустили…
— Вы же были проинструктированы ясно и четко: взять живым!
— Ну что же вы так, товарищи…
А кое-кто просто поджимал губы и молча вертел головой — и ведь взгляда не отвести, в лицо смотреть приходилось.
Невесело было на душе у Кареева, ох, невесело. И у Рахманина тоже. Неудовольствие начальства, распространявшееся сверху вниз, и рядовых накрыло, пусть они и половины не знали, однако не скроешь, как обстоят дела, не первый год служат и все понимают…
Прохаживаясь у обочины, Кареев в который раз задавал себе вопрос: что же, Накир с долбаным шейхом Абу на Краснодар целят? На какой-нибудь многолюдный курорт, который никакими усилиями невозможно защитить от взрывов, разве что закрыв его напрочь и введя туда вместо отдыхающих пехотный полк? Или цель расположена где-то севернее курортных мест?