Равнодушные
Шрифт:
Карла, точно зачарованная, смотрела то на Лео, который спокойно и осмотрительно вел машину, то на его лежащие на руле руки, то на дорогу. Молниеносная смена впечатлений ошеломляла ее, она ни на чем не могла сосредоточиться. И когда минут через десять машина вдруг остановилась и Карла подумала: «Уже», — у нее от волнения комок подступил к горлу…
Но Лео вылез и приказал ей: «Подожди меня в машине». Сквозь смотровое стекло она увидела, как он отворил что-то, скорее всего черные ворота, и сразу же растаял во тьме сада.
«Хочет поставить машину в гараж».
И верно, сквозь шум дождя она расслышала скрип поднимаемой железной
Круглый фонарь с правой стороны освещал вход с четырьмя мраморными ступеньками и запертую дверь. Лео открыл дверь и втолкнул Карлу в парадное. Только что, в саду, царили тьма и сырость, здесь же все сверкало и блистало. С потолка свисал фонарь кованого железа, свежевыкрашенные стены сияли белизной, по углам стояли кадки с зелеными пальмами. Все было новым, чистым. Их уже ждал в своей клети лифт, но они предпочли подняться пешком. Молча одолели два лестничных марша. На первой площадке, отразившись от сверкающих плит, донесся до них приглушенный звук граммофонной музыки. И в то же мгновение из тех же дверей вырвался на лестницу веселый, нестройный шум голосов и топот ног.
— Танцуют, — сказала Карла с вымученной улыбкой и прислонилась к перилам. — Кто это?
— Это… — сказал Лео, наклонившись и разглядывая медную табличку на двери, — господин доктор Иннаморати, который, — добавил он, чтобы позабавить Карлу и умерить собственное нетерпение, — вместе со своей уважаемой супругой и юными отпрысками достойным образом принимает у себя избранных друзей и дам из высшего общества.
Он засмеялся и взял Карлу под руку.
— Идем, — сказал он, — осталось совсем немного.
На пустой, ярко освещенной мраморной лестнице музыка граммофона слышна была хоть и отчетливо, но словно доносилась откуда-то издалека. Стоило музыке умолкнуть, как наступала полная тишина. И тогда нетрудно было представить себе небольшую гостиную, уставших танцоров, сгрудившихся вокруг горящей лампы. Смех, остроты, а в углах, возле окон и за гардинами невинный флирт.
…Квартира Лео была на третьем этаже. Они вошли.
В холле Лео снял шляпу и пальто и помог Карле сиять плащ. Холл был светлый, просторный, с тремя дверьми. Напротив входной двери было большое и темное окно прямоугольной формы, которое, очевидно, выходило во внутренний дворик. Они прошли в гостиную.
— Давай посидим тут, — сказал Лео, показывая на кожаный диван с множеством маленьких подушек. Они сели. Лампа с красным абажуром, стоявшая на столике, освещала их только наполовину. Их головы оставались в тени. Почти совсем темной была и остальная часть комнаты. С минуту они сидели молча, не двигаясь. Карла без всякого любопытства осматривалась вокруг. Ее взгляд упал на бутылку ликера, стоявшую на столике, затем — на стены. Она не столько разглядывала комнату, сколько нетерпеливо ждала от Лео слова или жеста. А Лео любовался своей гостьей.
— Так что с тобой все-таки происходит, дорогая? — сказал он наконец. — Ты молчишь и даже не смотришь на меня. Ну, смелее же, душа моя! Открой, что тебя тревожит? И если тебе что-нибудь нужно, ты не стесняйся и попроси все, что захочешь. Чувствуй себя как дома.
Он
— Уж не жалеешь ли ты, — без тени смущения добавил он, — что пришла?
Она повернула голову.
— Нет, — ответила она. — Нет, я очень рада… только… пойми, мне нужно… привыкнуть.
— Привыкай, дорогая, привыкай, — невозмутимо сказал Лео. Он еще ближе подвинулся к ней. Он сгорал от желания. «О, господи, — думал он в некотором смятении. — Какая тоска — все эти длинные церемонии!» Он обнял ее за талию. Карла точно не заметила этого.
— Какое у тебя красивое платьице! — ласковым, тихим голосом начал он. — Кто тебе его шил?… Какая ты сама красивая… Вот увидишь, нам будет хорошо вместе. Ты будешь моей деткой, одной-единственной, моей прелестной девочкой.
Он умолк, на миг прикоснулся губами к ее руке и к голому плечу, к ее шее. Привлек к себе ее крупную голову. Они поцеловались. Карла тут же отстранилась. Ее глаза смотрели на Лео печально и серьезно.
— Садись сюда, ко мне на колени, — сказал Лео. Карла безропотно повиновалась. Когда она устраивалась поудобнее, ноги ее обнажились, но она не одернула платье. И это окончательно убедило Лео в прочности его завоевания.
— А там что? — спросила Карла, показав на вторую дверь гостиной.
— Спальня, — ответил Лео, пристально глядя ей в лицо. И тут же снова обнял ее и небрежным тоном сказал: — Но не думай об этом… Послушай… Ты меня любишь?
— А ты?… — еле слышно ответила Карла, пытливо глядя на него.
— Я? Что за вопрос?! Конечно, я тебя люблю. Иначе бы я не звал тебя к себе. И как я могу не любить мою Карлотту, мою куколку, мою Карлоттину! — воскликнул он, судорожно гладя ее по волосам. — Я очень ее люблю… И горе тому, кто ее тронет… И я хочу обладать ею, да, хочу ее, всю целиком. Хочу эти губы, эти щечки, эти красивые руки, эти чудесные плечи, все ее тело, такое женственное, стройное, полное очарования и грации… Ты, Карла, сводишь меня с ума! — прохрипел он и, точно безумный, бросился на нее. Обнял что есть сил, и оба они упали на диван. Ровный свет лампы выхватил из темноты спину Лео с натянувшимся от напряжения пиджаком, и ноги Карлы в розовых чулках. Они лежали в обнимку. Лео, весь дрожа от похоти, бессвязно шептал ей какие-то нежные слова. Карла молчала. Она терпеливо, но не бесстрастно принимала его ласки. Однако полного спокойствия, как она представляла себе раньше, сохранить не смогла. Ее щеки пылали от возбуждения. И было в этом что-то очень постыдное. Бесполезно было скрывать — ласки Лео не оставляли ее равнодушной. Она испытывала приятное волнение, тем более сильное, что она этого никак не ожидала. У нее кружилась голова.
«Что же со мной происходит?!» — думала она, невольно вскрикивая от бурных, жестоких объятий Лео.
Никогда еще эта любовная интрига не казалась ей такой банальной, губительной и непростительно нелепой. «Но это начало новой жизни», — слабея, успела подумать она. И закрыла глаза.
Но Лео даже в своей похоти умел оставаться благоразумным. Когда он увидел, что Карла закрыла глаза и застыла в изнеможении на темном диване, бледная как полотно, он мгновенно решил: «Нет, я не возьму ее здесь… лучше в спальне… Тут очень неудобно». Он поднялся, помог встать Карле. Они сидели молча, неподвижно, тяжело дыша. Луч света падал на Карлу, а Лео, откинувшись на спинку дивана, оставался в тени.