Равные звездам

Лотош Евгений

Он махнул оператору монтажной вышки, и тот, кивнув, принялся манипулировать пультом. Четыре ее опоры загудели, оторвались от земли и принялись втягиваться в толстый цилиндрический корпус.

— Пойдемте, молодые люди, пойдемте! — поторопил инженер и скорым шагом двинулся в сторону здания. Палек, осторожно, но в то же время ловко высвободившись из хватки Кансы, почти побежал за ним. Цукка, покосившись на рыженькую, пошла следом, и та, поколебавшись, двинулась вслед.

— Госпожа Цукка, — спросила она неуверенно, — скажи, а Лика всегда такой… неосторожный?

— Я оценила твою деликатность, госпожа Канса, — усмехнулась та, — но слово «неосторожный» к нему применить сложно. Я бы сказала,

что он совершенно безбашенный. Когда Дзинтон… его приемный отец ушел, он совсем от рук отбился. Намучаешься ты с ним, госпожа.

— Пусть, — тихо сказала Канса. — Мне не сложно. Раз так, нужно, чтобы рядом оставался кто-то благоразумный. Нужно, чтобы за ним кто-то присматривал. Только за ним так сложно угнаться…

Цукка взглянула на нее уже с новым чувством. А девочка-то не так проста, как показалось с самого начала.

— Давно вы вместе? — поинтересовалась она.

— Четыре периода, — сообщила Канса, подумав. — Или пять. Мы с ним сначала ругались и ссорились все время, а потом… подружились как-то неожиданно.

— Ох, милая… — вздохнула Цукка. — Я его с десяти лет опекаю, и мне ни разу не удавалось, как ты выражаешься, за ним угнаться. Только Дзи и мог его контролировать, да еще Мати, большой и сильный, для него какой-никакой авторитет. Тебе придется его наручниками к себе приковать, и то он тебя за собой уволочет.

— Ну и пусть, — Канса упрямо сжала губы. — Это он сейчас такой… быстрый, но он изменится. Он добрый, я знаю, просто в нем энергии слишком много.

Цукка хмыкнула. Интересно, что сказала бы Яна про рыжую девчонку, окажись рядом? Неужто она действительно влюблена в Палека, шалопая и ветрогона? Не подыскивает себе мужа посостоятельнее или чтобы вырваться из своей глуши, а на самом деле влюблена? Надо с ним поговорить. Если он бросит девочку в своей обычной манере, как бы это не стало для нее сильным ударом…

Вместе они вошли в дверь, в которой на несколько секунд раньше пропали Ван с Палеком, и оказались в небольшой комнате, заваленной разным хламом. Палек стоял возле чего-то, смутно напоминающего пульт управления, и нетерпеливо барабанил по нему пальцами. Ван ткнул пальцем в большую красную кнопку, и снаружи донеслось три резких гудка.

— Включать? — спросил Палек.

— Не торопись, — поморщился инженер. — Выжидаем положенную минуту.

Цукка посмотрела наружу через обзорное окно. Возле установки уже никого не осталось, только монтажная вышка медленно катилась на своих огромных колесах к воротам в северной стене далеко за пределами отмеченной белой чертой опасной зоны. Ну, в конце концов правила безопасности есть правила безопасности.

Она обвела пультовую взглядом. На стенках вкривь и вкось висели карандашные шаржи в обычной ехидной ликиной манере. Короткая бородка Вана на одном из рисунков превратилась в лохматую неопрятную бородищу, а и без того узкие глаза — в почти не различимые щелки. Остальных изображенных она не знала, однако ее взгляд зацепился за рисунок, висящий в дальнем углу. Лицо Кансы на нем не казалось карикатурным. Карандаш художника с удивительной ясностью передал на нем одновременно и застенчивость улыбки девушки, и скрытые в ней упрямство и серьезность. Ее лицо выдавало внутреннюю силу и целеустремленность, и Цукке сразу вспомнилась Карина. Волосы на портрете, хотя и набросанные серым грифелем, почему-то ясно казались рыжими. Конский хвост на затылке, нависающая на глаза челка, разбросанные по лицу конопушки, сейчас почти не видимые на личике прототипа, высокие скулы, прямой нос, пухлые, четко очерченные губы… На первый взгляд она мало походила на живой прототип. Сначала Цукка даже решила, что Палек просто приукрасил действительность, чтобы польстить Кансе. Но бросив на девушку пристальный взгляд, она поняла,

что на самом деле он просто вытащил на поверхность ту красоту, что просто скрывалась от постороннего взгляда за маской внешней заурядности. Ну и ну! А ведь Лика никогда не станет рисовать такие портреты с тех, кто ему безразличен. Тем более — на бумаге. Неужто наконец-то пришла и ему пора остепениться? Но ведь за прошедшие периоды он ни словом не обмолвился, что у него серьезный роман!

Заметив ее оценивающий взгляд, Канса вспыхнула.

— И вовсе я не похожа на картинку! — решительно сказала она. — Лика просто нарисовал слишком красиво.

— Как есть, так и нарисовал, — пробормотал парень. — У меня фантазия скудная, я домысливать не умею. Дядь Ван, минута прошла. Опускаем.

Не дожидаясь ответа, он нажал на пульте пару кнопок и плавно чуть-чуть сдвинул один из рычагов. На плоских дисплеях на пульте заметались столбцы и линии непонятных графиков, потекли, изменяясь, цифры. Гравископ за окном пришел в движение. Его лепестки начали понемногу опускаться к земле, расходясь многолучевой звездой, и вся конструкция принялась складываться и одновременно расширяться, словно сплющиваемый сверху бумажный фонарик.

— Не торопись, Лика, — сказал Ван. — Опускай помедленнее.

— Да все нормально, — отмахнулся тот. — Шарнир мы выправили, телеметрия ничего криминального не показывает. Центральный блок остается в точке фокуса. Пронесло. Могло кончиться куда хуже.

— Дядя Ван, — спросила Цукка, — а все-таки — зачем вы такую конструкцию придумали? Сложно же! В первой установке сенсорный блок на мачте вверх-вниз перемещается, и все в порядке.

— Да что бы ты, Цу, понимала в механике! — фыркнул Палек. — Проще! Когда центральная ось в зенит смотрит, может, и проще. А если под углом наклонять? Ты хоть представляешь себе, что такое сделать телескопическую мачту, которая в любую сторону под углом в шестьдесят градусов наклоняться должна и надолго в таком положении оставаться? Да еще и согласовывать свои перемещения с независимыми лепестками с точностью до миллиметра? Раз в неделю минимум перекалибровку проводить приходится. А здесь как бы лепестки ни перемещались, блок все равно в точке фокуса остается, если только его вертолетами не таранить. Что-то усложнили, да, но зато остальное упростили.

Конструкция гравископа закончила складываться, и концы лепестков точно легли в приемные узлы торчащих из земли опор.

— Ну, все. Управились, — облегченно вздохнул Ван. — Вовремя.

Он извлек пелефон и нажал кнопку вызова.

— Господин Цакуса, — произнес он, — мы готовы. Можно запускать зрителей. Сейчас начнется кутерьма, — добавил он после того, как дал отбой. — Давайте пока здесь подождем, а то затопчут.

— А сюда разве народ не придет? — поинтересовалась Цукка. — Как-то здесь все… захламлено, я бы сказала.

— Народ придет в главную пультовую, — пояснил инженер. — А тут вспомогательная. Ты разве сама не видишь? Собирали из всякого мусора. Здесь даже консоль управления столетней давности, хоть сейчас в музей технической истории сдавай. Она не предполагается к постоянному использованию, мы ее только для тестирования по ходу дела и задействовали, чтобы наверх лишний раз не бегать. Нет, никто сюда не придет.

Из невидимых из пультовой дверей потянулись ручейки народа. Тонкие поначалу, они густели и густели, и уже через несколько минут вдоль южной стены волновалось море из человеческих и орочьих голов, над которыми редкими горными пиками возвышались могучие тролличьи торсы. Увешанные объективами операторы с закрытыми контроль-щитками лицами торопливо устанавливали на штативы массивные блоки связи, над которыми возвышались тарелочки параболических спутниковых антенн. Цукка удивленно смотрела на толпу.