Рай, ад и мадемуазель
Шрифт:
— Я думал, ты модель… — нахмурился мужчина.
Девушка засмеялась.
— Временно. Хочу стать дизайнером. — Софи протянула руку. — Была рада знакомству.
Он нежно поцеловал ее руку, сверля девушку ярко-голубыми глазами.
— Ах ты, шаловливая стервочка, — прошипел Дидье.
Софи крутанулась на высоких каблуках и вышла из «Скрайба». Она хотела посмотреть на этого мужчину. И вот ее догадки подтвердились. Пожалуй, он даже более мерзкий, чем она ожидала.
Жарким августовским утром в понедельник Кристофер застенчиво вошел в мастерскую Моник Фар.
«Нелепость
В мастерской кипела работа, и парень сразу понял, что одежду здесь шьют по высочайшим стандартам. Все трудились молча, лишь изредка перекидываясь парой слов на рабочие темы. К юноше коллеги обращались, лишь передавая ему очередную подкладку. Он заканчивал вещь и клал ее на стол premiere main для проверки. Работу либо принимали, либо заставляли переделывать. Мастерская жила по такому строгому распорядку, что по завершении дня Кристофер решил, что сойдет там с ума.
На Левом берегу, в Сорбонне, студенты начали устраивать сидячие забастовки: занимали аудитории, чтобы выразить протест устаревшей системе образования. Скоро это переросло в откровенный бунт, и возле университета появились фургоны с жандармами в черных мундирах. Разъяренная молодежь голыми руками разорила старую мощеную улочку, кидая обретшие свободу камни во flics. И те и другие проливали кровь, получали увечья. Полиция арестовывала митингующих.
А во Франции тем временем медленно формировалось новое «либеральное» общество.
Модные дома по выходным закрывали ставни на окнах бутиков, но все относились к les protestations [95] так, будто это происходило в другой стране. В стране под названием Рив Гош.
Сначала Кристофер пытался приспособиться к работе в мастерской: выполнять обязанности на автопилоте, представляя себя где-то в другом месте. Но какая-нибудь мелочь обязательно напоминала парню, что он белая ворона.
95
Акции протеста (фр.). (Прим. ред.)
Иногда раздавался крик: «Кристофер!» — и к юноше подбегала знакомая по «Деланж» манекенщица. Или британец видел имя клиентки и понимал, что шьет пальто для подруги Жислен, с которой они ужинали несколько дней назад.
— Это похоже на тюрьму, — сказал он Саманте, когда друзья обедали в «Ла Кетш». — Единственное мое преступление — любовь к моде. А обвиняют меня в одержимости ею.
— Крис, это потрясающе! Я горжусь тобой! — воскликнула Саманта и нахмурилась, пытаясь придумать сравнение. — Это словно диета или депиляция воском — неприятная, но нужная обязанность.
Юноша с восхищением посмотрел на лавандового цвета наряд от Шанель.
— Знаешь, с чем приходится мириться мне? — проговорила она. — Я думала, что стану новым пресс-атташе
И снова парень в мастерской, снова склонился над работой. Единственный «луч света в темном царстве» — подбадривающая улыбка мадемуазель Моник, озарявшая ее лицо каждый раз, когда они смотрели друг на друга. Кристофер несколько раз переделывал плохо сметанную подкладку, исколол иглой пальцы, но ничего не получалось. Британец это прекрасно понимал.
На следующий день Моник, одна из немногих, после звонка ушла из дома на обеденный перерыв. Остальные побежали в столовую разогревать berlingots.
— Вы англичанин? — робко поинтересовалась девушка у Кристофера, пока они вместе спускались по служебной лестнице.
— Откуда вы знаете?
Моник улыбнулась.
— Видела вас в журналах. А еще Софи Антуан рассказывала мне о вас. Мы раньше вместе работали в мастерской месье Гая, там и подружились.
Глава ателье говорила с ним по-английски — первый дружелюбный жест за долгое время. Парень предложил ей вместе пообедать.
— Не могу понять, зачем вам стажировка, — сказала Моник уже за едой. — Вы и так знамениты.
— Меня уволили из «Деланж», — улыбнулся юноша. — Друзья посоветовали научиться шить костюм, пальто и платье, чтобы достигнуть успеха в высокой моде.
— Но вы же учились раньше?
— Да, в замечательной лондонской школе Святого Мартина. Но мы не изучали кутюр. Большинство шли на прет-а-порте.
— Все великие кутюрье умеют шить, — кивнула девушка. — Мадемуазель не рисует эскизы, а кроит и сметывает прямо на модели.
Они заказали по огромной чашке кофе со сливками и по багету с ветчиной.
— А зачем в мастерских stagi`eres? [96] — Кристофер поднес хлеб ко рту.
— Дешевая рабочая сила, — засмеялась Моник. — У нас всегда куча заказов.
Парень нахмурился и кивнул.
— Вы уже встречались с мадемуазель Шанель? — спросила она.
— Нет, а вы?
— Представилась ей на улице за день до того, как начала здесь работать. После дама принимала меня в салоне наверху.
96
Стажеры (фр.). (Прим. ред.)
— Принимала? Вы будто о королеве говорите, — засмеялся он. — Или о Папе Римском.
— Да уж, скорее она похожа на Папу. Очень строгого!
— А какая Шанель на самом деле?
— Неподражаемая и бесконечно одинокая. Еще у нее постоянно меняется настроение или мнение о чем-то. Меня, правда, это пока миновало: мадемуазель еще не порвала ни одного моего изделия. А вот во время показа коллекции она просто невыносима!
С того момента Моник приглядывала за юношей в мастерской, быстро исправляла его ошибки, не загружала работой. Обычно stagiere трудились как мулы, поэтому Кристофер на самом деле ничему не учился, но глава ателье всячески старалась объяснить парню азы мастерства. Что бы ни случилось дальше, он навсегда останется благодарен девушке.