Рай под колпаком
Шрифт:
— Не думал, — признался Бескровный, старательно отводя взгляд в сторону, — что боюсь смерти. После похорон жены относился к этому философски — чему быть, того не миновать. Но одно дело — наблюдать за смертью со стороны, и совсем другое — прочувствовать на собственной шкуре. Много, ох много в нас от животного…
Я покачал головой.
— Вы забыли сентенции Сэра Лиса. Животное не воспринимает время, жизнь и смерть, хотя и постоянно с ними сталкивается.
— Категорически не согласен. Слышали такой термин: загнанное животное? Не лошадь,
Мне ничего другого не оставалось, как развести руками.
Валентин Сергеевич пригубил кофе, закурил.
— Будете еще? — кивнул на бутылку.
— Нет.
Он с сожалением посмотрел на пустую рюмку, но тоже пить не стал.
— Просьба у меня к вам, — глухо попросил он, снова отводя взгляд в сторону, — отвезите меня на кладбище…
— Да бог с вами, Валентин Сергеевич, о чем это вы?
Он недоуменно посмотрел на меня, затем невесело улыбнулся.
— Не в том смысле, — уточнил он. — Жену проведать хочу.
— Ах вот вы о чем! Конечно. Прямо сейчас?
— Если можно.
— До Судного дня я совершенно свободен, — горько пошутил я.
Но выехать сразу нам не удалось. Стоило вывести «Жигули» из гаража, как машина остановилась и на дисплее зажглась надпись: «Необходимо пятнадцать минут для подзарядки». Я вылез из машины и зашел на кухню, где Валентин Сергеевич укладывал в большой полиэтиленовый пакет провизию.
— Минут пятнадцать придется подождать.
— А в чем дело?
— Машина подзаряжается… Это вы запроектировали под особняком гараж?
— Да, — с гордостью сказал Валентин Сергеевич. — И попросил машину туда загнать. Вам гараж понравился?
— Чрезвычайно, — съязвил я. — Теперь, по вашей милости, ждем-с. Машину надо на солнце оставлять, чтобы она подзаряжалась.
— Я хотел как лучше, — обиженно пробормотал он. — Чтобы никто не угнал ночью.
— Кто?
— Что — кто?
— Кто в этом мире может угнать машину?
— Гм… — окончательно стушевался Бескровный. — Действительно не подумал… Откуда мне было знать, что она работает от солнечной энергии?
— Валентин Сергеевич, я же вам рассказывал…
— Валентин Сергеевич, Валентин Сергеевич… Ну, я — Валентин Сергеевич! У меня что, семь пядей во лбу мелочи помнить, когда такое вокруг творится? К тому же я проектировал особняк в шутку…
Я только крякнул с досады, махнул рукой и направился к выходу.
— Кота покормите, пожалуйста! — попросил он. — Неизвестно, когда вернемся, а он голодный будет.
— Чем?
— Вот, блюдечко возьмите.
Я вернулся, взял блюдце. На нем горкой высилась остро пахнущая студенистая масса коричневого цвета.
— Вы уверены, что он будет это есть? — с сомнением спросил я. — Может, лучше гриль?
— Это по моему собственному рецепту! — гордо заявил Валентин Сергеевич. — Все утро ингредиенты подбирал — лучше всякого «Whiskas» должно получиться.
— Ну, ежели по собственному рецепту… — уважительно покивал я. — А вы сами пробовали?
— Артем, не морочьте мне голову! Идите, кормите кота. За уши не оттянете.
Я вышел к бассейну, поставил блюдечко на плиты и позвал, как меня учил Бескровный, «по-человечески»:
— Пацан, кушать!
Кот не отозвался.
— Кыс-кыс-кыс!
Тот же эффект.
Нагнувшись, я поискал кота на земле, в кустах, затем задрал голову и обследовал цветущие ветви деревьев. Кота нигде не было. То ли прятался, то ли ушел в дальние странствия. Я отошел от особняка чуть дальше и посмотрел на крышу — любят коты гулять на верхотуре. Кота и там не было, а над особняком гигантской тучей нависала розовая стена. Циклопическое сооружение давило на психику, вызывая атавистический страх клаустрофобии. Век бы мне не видать края нашей маленькой Вселенной…
— Не отзывается? — В дверях особняка показался Валентин Сергеевич, неся два объемистых полиэтиленовых пакета. — Проголодается, придет, — заверил он. — Поехали, пятнадцать минут прошло.
— Поехали, — кивнул я.
— Двери бы закрыть надо, — озабоченно сказал Бескровный, — но «строители» ключей не оставили…
— Валентин Сергеевич!.. — укоризненно покачал я головой.
— Ах, ну да, какие воры…
От садового товарищества «Заря» не осталось и следа, за исключением самого сада. Ни одного домика, ни здания правления, ни даже дорог, кроме одной — по краю обрывистого берега к особняку Бескровного. Выбился писатель «в люди», но, по-моему, это его не радовало.
Местность изменилась неузнаваемо. За садом тянулись ухоженные поля, причем будущий урожай созревал чуть ли не на глазах. Если два дня назад мы видели, как сельскохозяйственная «сколопендра» высаживает ростки, то сейчас они превратились в мощные растения, будто прошло минимум два месяца. На одном участке я по широким темно-зеленым листьям узнал «паториче к пиву», росший кустами наподобие капусты, на другом — по белым мясистым стеблям — бакамарсту. На прочих участках были еще какие-то незнакомые растения — оранжевые клубки тонких ползучих стеблей без листьев, грушевидные «тыквы» угольно-черного цвета, голубовато-белесая мелкая травка, сплошным ковром покрывающая землю…
— Вот чем теперь нас будут кормить, — неприязненно процедил я.
— Напрасно встречаете это в штыки, — не согласился Бескровный. — Вы ели когда-нибудь гороховый кисель? А похлебку из чечевицы или пареную репу?
— К чему вы клоните? — не сразу понял я.
— Это была основная растительная пища наших предков, кроме хлеба, разумеется, — сказал он. — С открытием Америки к нам пришли картофель, томаты, кукуруза, подсолнечник, которые вытеснили исконно потребляемые продукты, причем настолько основательно и бесповоротно, что вы нигде не встретите посевов ни репы, ни чечевицы. Да что там посевов — единичных экземпляров не увидите.