Рай в барабане
Шрифт:
Первая спонтанная лекция состоялась у пивного ларька «Патлатый гусь», где проверенным людям разрешалось приносить с собой при условии заказа пива. Мужики, как это водится, стали безобидно подначивать «профессора», выпытывая, как это физик может получать большую зарплату, он же ничего не делает.
– Как это ничего не делает? – возмутился наивный Егор. – Я, например, делал расчет формы сигнала от поглощения черной дырой нейтронной звезды. Благодаря этому удалось зафиксировать событие. Это называется «ничего не делает»?
Мужики, хоть не понимали, зачем вообще нужны эти звезды, добродушно посмеивались, запивая пивом портвейн. И только Сахар никак не мог уняться и все продолжал, плюясь и перебивая, доказывать, что никаких нейтронных дыр не бывает, и это все обман для выкачивания денег. Ну есть в каждой русской компании такой тип…
Прозвище Сахар – усеченное от Сахаров – он получил потому, что был потомственным диссидентом. Настоящая его фамилия была Бородин. Как истинный русский интеллигент, на любое, даже самое нейтральное и безобидное заявление, Сахар сначала говорил: «Нет! Не так!», потом произносил сакраментальное «На самом деле…», потом вникал в суть сказанного, и уж только потом объяснял, почему сказавший сказал не так, и как оно есть на самом деле. И еще изумляла Егора такая особенность Сахара: о чем бы вы с ним не заговорили – о погоде, о музыке, о женщинах или о выпивке – через пять минут разговор таинственным образом переходил на Сталина или Путина. Он всегда точно знал кто виноват и что делать. И странное дело, все мужики, в общем-то добродушные спокойные люди, в присутствии Сахара начинали раздражаться, материться, кричать и перебивать друг друга, что-то доказывать, кого-то обличать. Доходило и до мордобоя.
Вот и в тот раз Сахар не унимался:
– Ну что тут не понятно? Они же пилят бюджет! Выдумали какие-то звезды! Какие звезды? Там же все на откатах!..
– Простите, – пытался оправдываться Егор, – но проект финансировало правительство Германии…
– Конечно, правительство Германии! А чье? Наше, что ли? Откуда у нас деньги на науку? Они же все разворовали! Денег на фундаментальные исследования, по последним данным, вообще не осталось! Они же нефть продают! Зачем им?
Увидев, что ошарашенный Егор пытается на полном серьезе вступить в спор, добрейший Сундук двумя пальцами притянул к себе Сахара за хэмингуэевский свитер и сказал:
– Слышь, ты, жертва террора, заткни хлебальник или вали отсюда!
Авторитет Сундука в «Патлатом гусе» был непререкаем. Сахар временно нейтрализовался, а Сундук и присоединившийся к ним Ереваныч обступили Егора.
– Слушай, Егорыч, ну в натуре, как ты это делаешь? Когда, ты говоришь, это случилось?
– Почти полмиллиарда лет назад.
– Ни хуя себе! И вы в натуре засекли эту течь? Как?
– Смотрите, – Егор взял со стола салфетку и достал ручку, – предположим, вот это очень большая звезда…
Ереваныч и Сундук оказались благодарными слушателями. Им действительно было интересно, а Егор оказался отличным популяризатором. Егор с удовольствием рассказывал о современных теориях устройства Вселенной, странных объектах, квантовой механике, теории струн и гравитации. Он видел, что слушатели действительно ухватывают суть. Часть лекции он посвящал обсуждению своей текущей работы: создание математической модели, описывающей свойства ультрагравитационных волн. Причем он теперь готовился к лекции, искал простые слова и адекватные образы для описания своих идей. Постепенно он понял, что лекции обратным эффектом помогают и ему.
Чтобы избежать нестабильности и нервотрепки, было решено перенести лекторий из «Патлатого гуся» в трехкомнатную квартиру Егора, в которой он проживал один. В конце рабочего дня Ереваныч и Сундук, с купленной по очереди бутылкой, поднимались к нему.
Никогда еще в истории России совместные пьянки не были приняты женами собутыльников с такой благосклонностью и энтузиазмом. Мужья теперь приходили домой хоть и поздно, но в разумное и всегда одно и то же время. Более того, жены прекрасно знали где и с кем. Со всякими левыми эксцессами, враньем и скандалами было покончено. Когда Сундук заявился домой с книгой Стивена Хокинга, его жена Лиза решила готовить для компании угощения. Ее примеру последовала жена Ереваныча Оксана. Была довольна даже поэтичнейшая Марина, подруга Егора, приходящая в гости пару раз в неделю.
Егор, неофициальный лидер компании, установил жесткие правила.
Первое: до и во время лекции никакого спиртного.
Второе: выпивать за ужином не более 350 граммов водки на человека. Пиво допускается в неограниченном количестве.
Третье, и самое трудное: использовать мат исключительно для того, чтобы выразить яркую эмоцию или оттенок смысла. Все, что можно сказать без мата, должно говориться без мата.
Четвертое: не перебивать собеседника. Впрочем, этот пункт, при соблюдении первых трех, выполнялся сам собой.
Слушатели уважительно называли Егора Егорычем.
– Егорыч, так чего там замутил этот хрен Мендельсон, чтобы измерить скорость света?
А Егор обращался к ним исключительно на «вы» и «коллега».
– Коллега Сундук, передайте, пожалуйста, кильку.
– Коллега Ереваныч, какого вы все-таки мнения об этом мудаке, который заявляет, что принцип неопределенности Гайзенберга, сам по себе, может объяснить разнообразие Вселенной?
Математическая модель была на стадии завершения. Скоро предстояло перейти к стадии экспериментального подтверждения.
Часть II. Приключения идеи
1. Мы не одни
Ранним утром 3 апреля 2025 г. по земному времени в бледно-сером небе Марса из-за вздыбившейся ввысь южной стены каньона Мелас появилась светящаяся точка. Через некоторое время ее яркость убавилась, и на ее месте появился пока еще еле видимый оранжевый диск – это раскрылся первый тормозной парашют. Спускаясь вдоль стены, двигаясь к центральной оси каньона, диск парашюта все увеличивался в размере. Потом произошла яркая вспышка, первый парашют отделился и сразу свернулся, став невидимым, а на его месте возникли три белых купола, под которыми теперь уже можно было разобрать четыре огненных точки ракетных тормозных двигателей.
Скоро можно было разглядеть и спускаемую платформу, пока что видную снизу как черный диск. Каждый из белых куполов представлял собой не классическую полусферу парашюта, а турбо-монгольфьер – открытый снизу шар, в который, с помощью специального турбореактивного двигателя нагнетался нагретый атмосферный воздух.
На расстоянии 7 километров от южной стены каньона и на высоте 100 метров начался заключительный этап посадки. Три турбо-монгольфьера, вместе с объединяющей их рамой, отделились от платформы и, освободившись от нагрузки, резко взмыли вверх.