Райское Местечко
Шрифт:
Понятно, что для решения всех вопросов, связанных с «Райским Местечком», в Комитете по Туризму и Отдыху существует особый Департамент «РМ», штат которого составляет больше половины штата всего Комитета ТО. И главное, чем занимается Департамент «РМ», это очередь на «Райское Местечко». Комитет ТО отвечает за половину заезда, за пять тысяч мест, билет на которые можно купить. Понятно, что билеты фантастически дорогие, но количество желающих никогда не уменьшается. Многие копят деньги лет по сто, чтобы попасть на «Райское Местечко». Чтобы получить место в очереди, надо заплатить аванс в четверть стоимости билета и ждать как минимум лет двадцать, пока подойдет твоя очередь. Если к этому моменту ты не можешь внести оставшуюся часть суммы, то можешь поменяться очередью с тем, у кого денег в этот
Получить работу на «Райском Местечке», да еще на два года – заветная мечта любого универсала. Но какой квалификацией надо при этом обладать! Надо пройти строжайший предварительный генетико-психологический отбор, а затем победить в профессиональных конкурсах, проходящих по олимпийской системе, и только тогда ты попадешь в список претендентов. Впрочем, очередь претендентов гораздо короче очереди туристов, и ждать отправки по контракту приходится каких-нибудь два-три года. Важно за это время не утратить квалификацию и пройти окончательную проверку перед заключением контракта.
Еще пять тысяч мест в каждом заезде распределяются Всемирным Советом и его Министерствами и Комитетами по Спорту, по Культуре, по Образованию и Профессиональной Подготовке, а также общественными организациями. Все эти образования имеют свои квоты, безобразная борьба за передел которых происходит на каждом заседании Всемирного Совета, что мы и имеем счастье постоянно наблюдать в Новостях. Эти пять тысяч мест распределяются бесплатно между победителями всевозможных конкурсов, фестивалей, олимпиад, соревнований и т. д. и т. п. И если заработать деньги на отдых на «Райском Местечке» реально имеют шансы только специалисты, то получить билет на Корнезо, победив в каком-нибудь конкурсе типа «Кто дальше плюнет?», может надеяться любой универсал.
Теперь, после сегодняшних разговоров с Мелиссой, я понял, что все, связанное с «Райским Местечком»,- хорошо продуманная социальная политика селферов.
Служить в Космофлоте на лайнерах трассы Земля-Корнезо стремятся многие, и это понятно. Вся команда и Корпус Стюардов при каждой парковке на орбите Корнезо имеют право на три дня отдыха на Лалуэ, поскольку выгрузка-погрузка пассажиров и грузов обычно длится дней семь-восемь. Капитанами и старшими офицерами на этих лайнерах служат ветераны с особыми заслугами, те люди, на примерах подвигов которых воспитывают курсантов Академии, люди, чьи имена навечно вписаны золотыми буквами в историю Космофлота.
Кстати, я вспомнил, что месяц назад на Корнезо ушел «Маджипур», капитан которого Джордж Тимурович Вельяминов, ему я сдавал в Академии курс «Стратегия и тактика использования двигателей различных типов при межзвездных перелетах». Тут я стал по привычке прикидывать план использования двигателей на трассе Земля-Корнезо – и почему-то никак не мог припомнить, в каком Галактическом рукаве расположен Маджипур, поэтому у меня никак не сходился баланс времени полета туда и обратно…
Я рассчитывал полеты между Землей и Корнезо, но все время оказывался то на Маджипуре, то на Краю Света, где Начальник Стройки вместе с Руководителем Экспедиции у костра в степи под гитару проникновенно исполняли «По рукавам Галактики скитаясь, я забывал о собственной звезде…». А когда я опустился на Арракис, он же Дюна, к моему шаттлу со всех сторон устремились песчаные черви, которыми управляли люди с пронзительно синими глазами, и когда уже из огромных глоток червей повеяло жаром их внутренних вечных топок, Мелисса взяла меня за руку и сказала: «Мы летим на Корнезо», но в рубке «Джо» второй пилот, Стив Попов, сверкая своим третьим глазом, повязка с которого была снята и лежала на панели управления, у окна, распахнутого в пространство с видом на Крабовидную Туманность, повторял страшным голосом: «Я не могу отключить двигатели Вульфа!», а на экранах уже высвечивались координаты Солнечной системы, и Вельяминов, стоя у доски, объяснял, почему нежелательно, находясь в пылевом облаке, менять режим работы параллельно включенных Ф-двигателей…
Я проснулся, перевернулся на другой бок и тут же попал в знакомый кошмар, который, с разными вариациями, последние годы снился мне регулярно.
…Я очень спешил, но двигался мучительно медленно, как в воде, по бесконечным коридорам орбитальной станции «Альбина-3» в поисках того единственного человека, чей коммуникатор еще передавал сигнал «ЖИВ». Он должен был быть где-то здесь, во внутренних блоках станции, но вокруг я видел только необратимо, бесповоротно мертвых людей, вернее, то, что было когда-то людьми, к что трудно было теперь узнать под пузырящимися наростами, выпирающими из форменной одежды. На мне был скафандр высшей защиты, потому что только он мог выдержать в потоке горячей плазмы время, необходимое для надежной стерилизации. На переднем щитке скафандра пламенел орден «Пурпурной Звезды», который я потом, гораздо позже, получил за свои действия на «Альбине-3». Но это меня почему-то не удивляло, я только беспокоился, что орден не выдержит стерилизации и сгорит в потоке плазмы. Я шел через лаборатории, заглядывал в жилые помещения и видел только изуродованные трупы. Наконец я добрался до блока консервации, где обрабатывали и хранили в криокамерах биологические образцы, прошел через тамбуры с герметичными дверями и увидел в одном из морозильников белое лицо Стефана. Дверца соседнего морозильника была распахнута, и, заглянув туда, я обнаружил свой санитарный блок на «Джо», где в альфьюритовом бассейне плавала Барракуда, которая спросила голосом Мелиссы: «Так тебе нравится, как я танцую свои картины?» На площади унылого пыльного городка Надя крутила бесконечные фуэте, а на ее правой руке была надета железная шипастая перчатка. Мама подошла ко мне и сказала: «Саша, у женщин такая обманчивая внешность!» И тут наконец пламя охватило меня и морозильник со Стефаном внутри, и я сквозь скафандр почувствовал жар бушующей плазмы…
Я проснулся в холодном поту, судорожно дыша. Я лежал на кровати в коттедже, на острове Мелиссы, на планете Земля. Была еще глубокая ночь. Я включил ночник, встал, зашел в туалет, потом на кухню и достал из холодильника бутылку минеральной воды, открыл ее и стал пить прямо из горлышка. Этой же ледяной водой я умыл лицо. Бутылку с остатками воды я взял с собой в спальню и поставил на полку у кровати, лег, погасил ночник.
Я закрыл глаза, но сон никак не шел. Я хотел бы забыть «Альбину-3», но не мог.
Это был мой второй полет в качестве капитана «Джо». Полет к Альбине не был плановым рейсом, туда регулярно ходит «Виктор Синицын». «Джо» направлялся на Фризу, просто по дороге мы должны были сделать небольшой крюк и закинуть тонн двадцать оборудования на орбитальную станцию «Альбина-3». Уже в системе Альбины, за подлетный час к станции, с «Альбиной-3» внезапно прервалась связь, а через восемнадцать минут после этого по всем коммуникационным каналам завыл сигнал высшей опасности «ВО».
Станция была на орбите, внешне выглядела совершенно нормально, но попытки установить хоть какую-то связь закончились ничем. Вдруг на одной из частот, предназначенных для связи внутри станции, удалось обнаружить слабый, пробивающийся из внутренних помещений, единственный сигнал «ЖИВ», подаваемый чьим-то личным коммуникатором. Сканирование станции не обнаружило никаких технических неполадок. Видимо, беда случилась с людьми.
По «Инструкции…» положено было отправить на станцию разведгруппу, но это была Альбина, и беда с людьми могла быть только одна: очередной супервирус. К сожалению, даже Космофлоту не чужды бюрократические проволочки, и «Инструкция…» еще не успела учесть все аспекты работы на Альбине.
Если бы не сигнал «ЖИВ», я просто сразу же в нарушение любых инструкций отправил бы станцию со всем ее содержимым к местному солнцу, и не успокоился бы, пока не убедился, что она сгорела в звездной топке. Если бы на «Джо» был селфер, на поиск живого человека отправился бы он. Но ни одного селфера на борту моего корабля в том полете не было.