Разбитое сердце богини

Вербинина Валерия

– И что теперь? – незнакомым, хриплым голосом спросил он. – Ты меня убьешь?

– С чего бы это?

Он пожал плечами. Лицо у него стало совсем детское и беспомощное.

– Ангел Смерти никогда не оставляет свидетелей.

– Это легенда, – отмахнулась я. – На самом деле чуть ли не в каждом случае меня видели самые разные люди, просто они даже не думали на меня.

– При твоем мастерстве перевоплощения я не удивлюсь. – Он улыбнулся. – Ты долго обдумывала этот образ? Я имею в виду, Татьяну Стрелицкую, разочарованную в жизни девушку, которая любит только

куклы и цветы?

– Согласна, Татьяна мне удалась, – усмехнулась я. – Она даже стала моим любимым образом. Все дело в том, что люди легко покупаются на первое впечатление. Достаточно сразу же показать, что ты малость не от мира сего, и тебя уже не будут принимать всерьез, а этого-то мне и надо.

– Мне показалось, что ты не вполне играла. То есть…

– Ну да, никакая игра не прокатит, если самому не нравится то, что изображаешь, – невыносимо-назидательным тоном ответила я. – Чтобы тебе поверили, надо хоть немножко любить то, что ты делаешь.

– Значит, ты любишь куклы?

– Любила когда-то. В детстве. Я тогда действительно шила им всякие платья и очень этим увлекалась. Но вообще я стреляю гораздо лучше, чем шью. Просто упорство и старание делают чудеса.

Тут я заметила на воротнике желтый березовый лист и стряхнула его. Вороны, убедившись, что странный грохот, так тревоживший их, стих окончательно, вновь уселись на деревья и возбужденно загалдели на своем вороньем языке. Слева от меня у подножия сосны красивый большой мухомор высовывал наружу любопытный красный носик в белых веснушках.

…Что же мне делать, что?

– У тебя кровь течет, – машинально сказала я. Охотник покосился на меня, вытащил из кармана платок и попытался перевязать им раненую руку. Пришлось мне ему помочь.

– Как тебя зовут? – внезапно спросил он. – Я имею в виду твое настоящее имя.

– Никак, – ответила я, внезапно разозлившись. – И не думай, что если я тебя не прикончила, то буду изливать тебе душу и рассказывать про свою жизнь.

– Это я понимаю, – кивнул он. – Я сам не из болтливых. Но тебе могу рассказать все, что хочешь.

– Я тебя ни о чем не спрашиваю, – отрезала я, затягивая концы платка потуже.

– Я всегда мечтал стать писателем. Создавать миры.

Я покосилась на трупы, лежавшие вокруг нас.

– Не обижайся, но, по-моему, ты далековато ушел от писательского ремесла.

– А ты? – настойчиво спросил он. – Кем ты мечтала стать?

– Домохозяйкой. Любящий муж, двое внимательных детей, покой и уют. И никакой работы, кроме хлопот по дому. Как видишь, у меня были очень прозаичные мечты.

Я внимательно посмотрела на Охотника, но он даже не улыбнулся.

– А я всегда мечтал иметь свой дом, – сказал он. – Моя семья всю жизнь прожила в бараках. Отец спился и умер, а мать он бил так, что она ненадолго его пережила.

– А у меня нет матери, – призналась я.

– Она умерла?

– Нет. Нашла себе кого-то и бросила нас. Я вообще не знаю, где она теперь. Да и, честно говоря, мне все равно.

– А твой отец? Кто он?

– Он был кадровый военный. Дослужился до полковника.

– То

есть ты в воинской части росла?

– Угу. Объездила всю Россию. Нормальное такое детство – в танке меня катали, в кабину «МиГа» сажали, по подводной лодке я лазила как у себя дома, пока она стояла в гавани. Я видела тайгу и тундру, полярное сияние и места, о которых обычные люди никакого понятия не имеют. Заодно на военном полигоне стрелять научилась чуть ли не прежде, чем читать. Можешь поверить?

– Могу.

– У отца моего была светлая голова. Он все время пытался продвинуть какие-то свои разработки. То взрывчатку, то автомат новой конструкции. Но ты же знаешь нашу страну – здесь никому ничего не нужно. А тут еще 90-е годы, развал страны, разруха, повальный бандитизм. И мой честный отец не выдержал. Все его идеалы потерпели крушение, деньги в сбербанке обратились в ничто, как и облигации, которые он собирал. Со мной в ту пору тоже было нелегко, и, в общем… – Я закусила губу. – Короче, он надел все свои награды, взял пистолет, приставил его к виску и застрелился. В таком виде я его и нашла. И с тех пор ничто – слышишь? – ничто на этом свете не может меня испугать. А взрывчатка и кое-что еще мне пригодились, когда я начала делом своим заниматься.

– И что ты будешь делать теперь?

– Я? Ничего. Ухожу в отставку. Это вообще-то было мое последнее дело.

Охотник улыбнулся.

– Правда? Просто я тоже…

– Тоже – что?

– Тоже хотел завязать, как поймаю Ангела Смерти.

– Подлизываешься, – проворчала я.

– Нет. Знаешь, о чем я мечтал? Как построю свой дом и буду в нем жить.

– Ну да, три этажа, набитые произведениями искусства, неважно какими, лишь бы дорого стоили, – поддразнила я его.

– Нет, – серьезно ответил он. – Белый дом, а в саду – фонтан, апельсиновое дерево и гранатовое.

Я немного подумала.

– Мне больше по душе сады в японском стиле. Помнится, мне очень понравился японский сад в Монако. Камелии, пруды с рыбками, маленький водопад и мини-пагоды. Очень красиво.

– А, Монако, – протянул он. – Точно, ты же того олигарха… Знаешь, если тебе нравится японский сад, пусть будет японский сад. Я согласен отказаться от фонтана… и от остального тоже.

– Рай для двоих? – Я усмехнулась.

– Почему бы и нет?

Мы поднялись на ноги и стояли друг против друга, как… Вот тут воображение не может подсказать мне никакого мало-мальски приличного сравнения. Скажу просто: мы стояли, как мужчина и женщина. Только и всего.

Потому что человек не рожден для одиночества, даже если это самый крутой киллер на земле.

Да и вообще, что нам мешает быть вместе? Он оставил свое ремесло, я оставила свое. Денег на двоих у нас более чем достаточно. На дом с японским садиком уж точно должно хватить.

А если вдруг не хватит, всегда можно вспомнить свою профессию. Ну это так, на всякий случай. Строго между мной и вами, уважаемый читатель.

– Тебе со мной придется нелегко, – сказала я. – Я одиночка, и мне тяжело будет отказаться от некоторых привычек.