Разбитое сердце королевы Марго
Шрифт:
Она фыркнула и нос сморщила:
– Мне тогда прикольно было. Настоящий детектив вроде. Я помогаю… ну Васька ее замуж звал… конечно, предки его были в полном ауте. Им Варька не ко двору пришлась, и вообще, какая женитьба, если ему поступать надобно? Но Васька рогом уперся… и женился бы, я так думаю, только она другого нашла.
– Андрея.
– Ага… хотя… – Валентина прикусила нить. – Я ее предупреждала, что физик наш стремный.
– Стремный?
– Вообще трындец! Нет, такой из себя весь миленький. И видно, что при бабле, которое не в школе зарабатывает… смешно, какое бабло
– Но вас это не впечатлило?
– Ага. Не впечатлило. Я ж вижу, что он… ну вот как сказать… – Валька задумалась ненадолго. – Стремный!
Далматов вздохнул.
– Нет… ну реально же! Я тут киношку одну смотрела. Там тоже мужик весь такой вежливый был, ласковый, как зефир в шоколаде. А выяснилось, что он вообще маньяк! И на Андрюшу жуть просто, до чего похожий! Не с лица, нет… но вот… он когда ко мне подходил, меня просто колотило! И мурашки по спине. А он уставится в глаза и говорит так, шепоточком, тихонечко… офигеть, правда?
Далматов на всякий случай согласился.
Интересно выходит.
И почему это, занимаясь Варварой, он оставил без внимания троих ее супругов? Записал в жертвы? Стареет, не иначе.
– Я ей говорила, чтоб не вязалась с ним. Ну на кой ляд Андрюша нужен, если Васька бегает? А она уперлась, дескать, Васька тот с предками живет, и если поженятся, ей тоже придется. А Васькина мамаша ее на дух не переносит. Андрюшина тоже не обрадовалась, только вот у Андрюши своя квартира была. Не послушала она меня…
Валька вздохнула:
– Андрюша сперва держался. Только глядел… бывало, уставится своими глазенками и прямо не моргнет! Мрак просто. А Варька, знай себе, улыбается. Васька бесился… только Варька ему от ворот поворот дала. Дескать, ты молод, надо жизнь устраивать… она всегда красиво умела лапшу на уши повесить. Васька-то быковал, но что он Варьке сделает? Себя любить не заставишь. Вот и поперся бить Андрюше морду.
– И как? Набил?
– А то! Васька… – Валентина даже тюль свой недошитый отложила. – Он из-за этой истории сел… у Андрюши мамаша судьей оказалась… и уж на что Васькины родители просили делу ход не давать, а она уперлась. Как же, единственный сынок пострадал. Укатала на пару лет.
– А ваша подруга…
– К тому времени мы крепко разосрались, – призналась Валентина со вздохом.
– Из-за парня?
– А из-за чего ж еще? Мне он…
– Нравился.
– Да. А что, нельзя?
– Нет, почему же… можно.
И Валентина, немного успокоившись, продолжила:
– Я просила ее поговорить с этой… и со своим Андрюшей, чтобы заявление забрал. Подумаешь, глаз подбили. Это же ерунда полная! Мужики всегда дерутся, тем более что она сама виновата. Вроде как и с Андрюшей, а Ваську держит. Дает надежду. Она мне тогда ответила, что это не мое дело и вообще, Андрюшина маман ее на дух не переносит и никогда просьбу не исполнит. И Васька сам виноват, типа, за преступление надо наказание нести. Принципиальная… Васькины предки тоже ходили, кланялись… но нет, уперло и все тут. Отсидел, правда, только год. Потом на досрочку отпустили…
Отвергнутый поклонник – это одно, а вот отвергнутый, да еще и посаженный ни за что – совсем другое. Интересная кандидатура. Правда, Далматов сомневался, что неведомый Васька, давно уже получивший свободу, именно тот, кто им нужен. Все-таки склад характера требуется несколько иной. Тот, кто сливает агрессию в простой драке, вряд ли станет выстраивать хитроумную комбинацию мести.
– Думаете, это Васька? – Валентина воткнула иглу в пуфик, на котором сидела. – Да он… он, если хотите знать, ни при чем!
– Ваш муж?
– Еще нет. Но скоро поженимся… мы гражданским браком живем…
– И давно?
– Четыре года.
Далматов мог бы сказать, что тогда вряд ли стоит ждать предложения руки и сердца.
– И он счастлив! – По тому, как она произнесла это, убежденно, агрессивно даже, Далматов понял: врет. И Валентина поняла, что он понял. Снова вздохнула: – Она его до сих пор не отпустила. Знаете… иногда я его ненавижу. Иногда себя. Но понимаю… я ведь тоже люблю, еще со школы. И писала ему… туда писала. Он говорил, что это очень важно, чтобы писали… все пережить можно, но когда пишут, не чувствуешь себя брошенным. Я дождалась. И потом… помогала… на работу к себе оформила. Не платила. Васькины предки ему денег давали, но запись в трудовой нужна была. После тюрьмы не хотят ведь брать. Кто будет разбираться, за что там его посадили… вот… мы и встречаться начали… мне же все равно, я знаю, что Васька хороший… он… он как больной пришел. Тихий. Молчит почти все время… ничего не хотел… исполнял, что говорили, но сам…
Валентина вытащила иголку.
– Узнал, что Андрея похоронили и вбил себе в голову, что он следующий. Вены резать пытался. Мы с его мамой за ним по пятам ходили, врача нашли хорошего… он год мозги полоскал… это на болезнь похоже. То он почти выздоравливает. И тогда улыбается, на себя прежнего становится похож. И меня любит… и почти сказка. А то вдруг опять в депрессии. Молчит. Из дому уходит. И спрашивать бесполезно, не расскажет… я и без вопросов знаю, что ему плохо. Опять она… каждый раз говорю, что все, хватит с меня, но нет… дура.
– Значит, Андрей уже умер, когда твой… жених вышел на свободу?
– Да.
– А про остальных ее мужей он знал?
Валентина дернула плечиком.
Задумалась, явно прикидывая, соврать или все же сказать правду.
– Правду, – попросил Далматов.
И она кивнула:
– Знал. Он… когда обострение… ей звонит. Или идет к ее дому… он как-то всю ночь прождал под окнами, хотел увидеть… пару раз заговаривал… так эта тварь рыжая пригрозила заяву написать! Типа он ее преследует. Представляете?
Далматов представлять не желал, отчасти потому, что очень уж показательной получилась Васькина судьба. И собственное, возникающее приступами, желание увидеть Варвару, теперь несколько пугало.
– Конечно, зачем ей Васька, когда у нее получше мужики есть… с деньгами… хищница. Она их в могилу сводит. Сначала к себе привораживает, а потом исчезает куда-нибудь, вот они и не выдерживают.
Эта версия не была лишена логики.
– А с твоим женихом я могу встретиться?
– Нет. – Она помрачнела еще больше. – Он… его в городе нет.