Разбойник Кудеяр
Шрифт:
— Должно быть, с другой стороны пришел! — догадался Козел.
— Должно быть, с другой стороны, — согласился задумчиво Алексей Никифорович и приказал: — Неси-ка шубу мою соболью да шапку.
— Пеший человек-то, — возразил Козел. — Невелика небось фигура!
— Пеший? Ну, тогда не надо шубу.
— А платье на нем будто бы заморское и лютня под мышкой.
— Чего ж ты мне голову морочишь! — закричал Собакин, топая. — Шубу тащи, шапку, да самую высокую!
Алексей
— Кто ты? — спросил Алексей Никифорович строго.
— Зовут меня. Марко. Я музыкант. Играл молдавскому господарю Василию Лупу.
— Слыхали про воеводу Василия! — обрадовался боярин. — Это не его ли воевода Георгий с престола согнал?
— Познания твои, боярин, достойны тебя, — поклонился Марко.
— А кому ты потом служил, как воеводу Василия прогнали?
— Гетману Богдану Хмельницкому.
— А потом?
— У боярина Ртищева в Москве играл.
— А потом?
— А потом к тебе пришел, Алексей Никифорович.
— А потом?.. Ах да! Ко мне пришел. А зачем?
— А затем, Алексей Никифорович! Слух идет, будто жалуешь ты музыкантов!
Тут мудрый Козел, стоявший в уголку на всякий случай, спросил:
— Батюшка Алексей Никифорович, может, немца твоего позвать?
Боярин улыбнулся и пальчиком слуге погрозил.
— Не надо. Сам разберусь… Сыграй-ка ты мне, Марко, не то, что игрывал при дворце воеводы Василия, и не то, что гетману игрывал. Сыграй ты мне то, что в Валахии простые люди поют.
Задумался на мгновение Марко, но согласился. Открыл коробку, лютню достал. Развязал завязки плаща, плащ на пол скользнул.
— Жарко. Не прикажешь ли, боярин, квасу подать? Дорога у меня далекая была.
— Козел, неси квасу! — крикнул Алексей Никифорович, радуясь гостю.
Человек, по всему видно, редкий. В заморских странах жил, при дворах. И рабства в нем нет. Захотел пить, взял и попросил квасу.
Козел — одна нога там, другая здесь. Выпил Марко чашу, усы вытер и взялся за лютню. Пощипал струны и запел негромко:
Зеленый лист тополя, Братец мой, братик, послушай-ка! Беги, как ветер, Нас бьют турки и режут, как овец.— Несчастный, несчастный народ. — Собакин повернулся к иконам и покрестился маленько. — Господи, избавь православных от нашествия неверных.
— Чтобы отвлечь тебя, боярин, от грустных дум, я сыграю пасторали…
— А где ты их перенял?
— В Венеции.
— Ах, в Венеции! — Алексей Никифорович почмокал губами и потонул в соболях.
Марко встал в позу и начал.
— Браво! — вскричал Кузнечик, вбегая в покои. — Алексей Никифорович, ти будешь иметь великий оркестр. Оркестр, какой нет и у немецких цесарей.
— Марко, сколько тебе платил воевода Василий?
— Господарь Василий Лупу был несказанно богат, но скуп. Он платил мне пять талеров в год.
— Я заплачу тебе вдвое, — сказал Алексей Никифорович. — Ты будешь есть за моим столом и рассказывать о далеких странах.
На следующий день в обед Алексею Никифоровичу привезли письмо.
— Ко мне едет в гости приятель мой любезный, Дмитрий Иванович Плещеев. Человек в Москве известный и веселый. Ты, Кузнечик, гоняй баб, чтоб к приезду Дмитрия Ивановича ноги они поднимали разом все вместе и, кружась, чтоб не скользили, как коровы на льду, и не падали бы.
Тут Собакин велел кликнуть Козла.
— Козел, — сказал он ему, — ко мне едет важный московский гость. Гони в деревеньки, в Покровку и в Мокрое, и забери у крестьян птицу, коров, баранов и свиней для великого пира.
Козел покланялся боярину, но не ушел.
— Чего тебе? — спросил Собакин.
— Батюшка Алексей Никифорович, у крестьян-то за этот год оброку взято полностью.
— Бери за будущий!
— Никак нельзя, батюшка! Смилуйся, никак нельзя!
— Это почему же нельзя? Или я не господин над своим быдлом?!
— Хозяин и господин! Только если забрать скот, приплода не будет. Крестьяне в нищенство впадут. Проку тогда тебе от них никакого.
— Молчать! Холоп! — гаркнул Собакин. — Поедешь и пригонишь вдвое против того, что нужно. А за разговоры — десять палок!
Козла потащили на конюшню.
Выпоротый Козел срывал злость на крестьянах деревушки Мокрое. Он был зол вдвойне. В Покровке скотом Козел не разжился. Мужики там богатые, держались общиной. Заикнулся Козел о повелении боярина и был выдворен за околицу.
В Мокрое он захватил дюжину молодцов с пиками и саблями.
Встал посреди деревни. Велел тащить старосту.
Мокрое было крошечной деревушкой о девяти дворах.
И староста был тут забитый, запуганный.
— Боярин Алексей Никифорович, — закричал на него Козел, — велел мне добыть для пира в честь стольника Дмитрия Ивановича Плещеева отборного скота и птицу!
— Смилуйся! — упал в ноги староста.
— А ну-ка, ребятушки! — кивнул молодцам Козел.