Разбуженное лихо
Шрифт:
Ольга вздохнула, выпила морса, заботливо принесенного Нюркой, которая стала очень уважительно и трепетно относится к барышне после их совместных ночных полетов. Снова взяла с серебряного подноса аккуратную записку, написанную твердым, уверенным почерком, перечитала ее в сотый раз:
«Уважаемая Сударыня, Ольга Филимоновна!
Окажите мне честь, приняв меня сегодня в пять часов пополудни
с важной миссией.
Заранее надеюсь на Вашу доброту,
на сем остаюсь искренне Ваш,
действительный Статский советник Беклемишев И.А.».
Конечно, она дала свое согласие, отослав его в письменной форме с посыльным, принесшим записку. И вот теперь то и дело
В ожидании Ольга снова вздохнула, вернулась к шкатулке. Здесь не было той броши, что она свистнула у Екатерины, обернувшись сорокой, для этого у нее было другое потайное место, но лежало несколько записок, написанных монаршей рукой, которыми она обычно переписывалась со своими фаворитами или с теми, кто был ей по особенному дорог.
Она снова испытала прилив теплых чувств к этой женщине, ставшей для нее наставницей, чуть ли не второй матерью, ибо первая была почти всегда в отъезде. Вместе ездили они кататься, посещали публичные маскарады, эрмитажные собрания, большие, средние и малые, которые походили скорее на дружеские вечеринки, и которые составлялись только из самых близких и коротко известных императрице людей. Вместе с ее внуками и приближенными играла она в горелки на большом лугу перед дворцом, все вместе они бегали, катались на лодках, стреляли в цель, а в дождливую погоду укрывались в знаменитую «колоннаду», где играл духовой или роговой оркестр музыки.
Вспомнила Ольга и о том, как любили Екатерину животные, и в этом тоже нашли они друг в друге родственные души. Чужие собаки, никогда прежде не видевшие ее, бросались к государыне ласкаться; однажды одна из них отыскала в обширном дворце потайные хода и каждое утро, сколько ее ни гоняли, миновав длинный ряд комнат и помещений, являлась улечься у ее ног. Американские вороны, попугаи, параклитки сердились на всех подходящих, но при приближении Екатерины, издали услышав ее голос, распускали перья и поднимали радостный крик. Обезьяны садились ей на плечи, лизали шею и огрызались на приближавшихся, а голуби сотнями слетались к ее окнам и терпеливо ждали определенной для них порции пшеницы.
Иногда Ольга начинала думать, уж не обладала ли императрица какими- либо чудесными свойствами, в полной мере выразившимися в ней самой и ее матери, но останавливала себя, понимая, какой грех думать о монаршей особе, как о ведьме.
Ольга была уже замужем и не жила при дворе, когда за ней прислали карету. Только и успела она глянуть на свою благодетельницу, как та скончалась. Умерла императрица одним днем, самым неожиданным образом. Еще накануне вечером никто не мог подозревать печального события. Во дворце был малый эрмитаж 10 , и Екатерина казалась чрезвычайно веселой, только ранее обычного удалилась в свою комнату, сказав, что чувствует от смеха легкую колику. На другой день она встала в обычное время, занималась привычными делами, а во время приема Зубова, вышла из комнаты, сказав, что скоро вернется. Прошло, однако ж, довольно много времени, а императрица не возвращалась. Приближенные ее стали тревожиться, и камердинер Захар Зотов решился наконец узнать, в чем дело. Он хотел отворить дверь в комнатку, в которую вошла Екатерина, но дверь что- то держало. Тогда Зотов надавил посильнее – и увидел государыню на полу, без чувств, головой к стене, а ногами к двери, которая оттого и не открывалась. С Екатериной сделался апоплексический
10
Собрания, посиделки, проводившиеся в Эрмитаже.
Ольга всплакнула, вспомнив печальное событие. Потом был Павел, сын Екатерины, потом – Александр Первый, потом его брат, Николай Первый, который правил и сейчас. Но эти лица прошли мимо нее, стали только тем историческим фоном, на котором протекала ее счастливая семейная жизнь в Петербурге. А после смерти мужа переехала она подальше от двора, от хлопотливой и суетной столицы, в тихую и размеренную Москву.
Вздохнув, убрала она в шкатулку свои реликвии, закрыла тяжелую резную крышку. Грустный, грустный получился день. День, наполненный воспоминаниями о давно ушедшем. Редко позволяла она себе такие моменты печали, но погода и состояние души ее сегодня сподвигли на такое мероприятие.
Высохли слезы, убран был с глаз долой памятный ларец, Ольга отправилась умываться и одеваться к приему своего гостя. Нюрка еще только затягивала на ней корсет из китового уса, а на кровати ждало своего часа жемчужно- серое бархатное платье, когда у двери раздался звонок.
– Вот незадача, – прошипела девушка сквозь стиснутые от натуги зубы. – Шевелись давай, да не так сильно, бестолковая, из меня скоро кишки полезут, будешь так тянуть. Кузьма, отвори!
Вспотевшая Нюрка с красным от натуги лицом, наконец затянула и завязала шнурки, подала платье, застегнула сзади многочисленные крючочки.
Ольга с удовольствием оглядела себя в зеркале. Ни следа не осталось от давешнего расстройства, гладкая кожа отсвечивала в неярком зареве свечей, глаза сияли, от нее веяло молодостью и свежестью. Увесисто шлепнула замешкавшуюся служанку, та подскочила и бросилась собирать чай, а Ольга, капнув на себя любимыми французскими духами, спустилась в гостиную.
Илья Андреевич при ее появлении встал, поклонился. Она сделала легкий реверанс, позволила поцеловать свою руку. Почувствовав, как быстро забилось ее сердце, она поблагодарила судьбу за то, что еще способна испытывать такие чувства, что нашелся человек, который будит ее душу, будоражит кровь. Покраснела и присела за низенький столик, указав Беклемишеву на кресло напротив.
Нюрка, неловко переступая огромными ногами, внесла чай и печенья. Ольга, на мгновение позабыв о госте, с волнением наблюдала за процессом, прикидывая, окажется ли сегодня на полу вся посуда, или только несколько чашек. К ее великому удивлению все благополучно перекочевало с подноса на стол, не вызвав на этот раз никакой катастрофы. На лице обеих появилось плохо скрытое облегчение, которое не ускользнуло от внимания Статского советника, тот незаметно улыбнулся в усы.
Попивая чай и разговаривая о погоде и о том, скоро ли наступит долгожданная весна, Ольга с нетерпением ждала, когда же гость перейдет к той «важной миссии», о которой он написал в своей записке. Наконец, момент пришел.
– Уважаемая Ольга Филимоновна, – торжественно начал Беклемишев. – Зная, что живете Вы одна, я не имею возможности обратиться к Вашим родителям, а посему вынужден меня простить за прямой к Вам разговор. Нижайше прошу Вас, выслушайте мою просьбу, и дайте свой ответ тогда, когда сочтете для себя наиболее удобным. Нисколько Вас не тороплю и не настаиваю на немедленном принятии решения, только прошу быть милостивой ко мне и не отвечать мгновенным отказом.
Страстно воздерживаясь от желания поерзать от нетерпения на кресле, как маленькая девочка, женщина взяла себя в руки, и медленно кивнула.