Раздел имущества
Шрифт:
— Буду очень вам признателен, Руперт, если вы сможете с ней поговорить. Если она в состоянии говорить, то я бы очень хотел знать, что она думает относительно… относительно похорон. И если она в скором времени сможет передвигаться, то я был бы вам признателен, если бы вы смогли задержаться там еще, чтобы помочь ей добраться сюда, — сказал Осуорси. — Ей нужно кого-то в помощь, а что касается службы, то мы бы хотели подождать, пока она сможет присутствовать… Я понимаю, остаться для вас было бы актом человеколюбия: вы не имеете никаких обязательств по отношению к ней. Но состояние покроет расходы на отель еще на несколько дней, если
— Я поговорю с Поузи, — ответил Руперт. — Мне кажется, она захочет, чтобы мы оставались с мамой. Что касается меня, то я не возражаю против того, чтобы провести здесь еще день или два. Отцу теперь ничем уже не поможешь.
— Может быть, Поузи могла бы побыть с вашей мамой, а вы могли бы остаться. И еще, один совет, Руперт. Я встречался с такими ситуациями раньше. Вы с Поузи можете жить в мире и дружбе с вдовой вашего отца или положить начало ряду конфликтов. Если вы с ней поладите, то она, возможно, поймет справедливость того, чтобы правильно, по христиански поступить с состоянием вашего отца и отдать вам то, что ваш отец предназначал для вас. А если нет, то она будет заботиться только о своем ребенке, и точка. Таким образом, это вопрос дипломатии и доброй воли.
— Вы хотите сказать, что мы должны быть с ней любезны, потому что иначе она лишит нас денег?
— Не думаю, что это мои слова. Конечно, дружба и гармония отношений сами за себя говорят, — сказал Осуорси.
— Я посмотрю, каково положение дел с Керри и позвоню вам, — пообещал Руперт.
Поузи считала, что они обязаны находиться с матерью, которая должна была переживать смерть отца, — естественная реакция, хотя по закону она уже не имела к этому отношения: это горе должно было лечь на плечи новой жены. Поузи ничего не сказала о том, что не хочет находиться рядом с Виктуар и Эмилем.
— Если бы мы были в Англии, то все было бы легче: мы бы что-нибудь испекли, накормили людей, приготовили для них напитки. Здесь же больше нечего делать, как только думать об отце, — сказала она Руперту в машине, пока они ехали в больницу, чтобы узнать о Керри.
Когда они добрались туда, смерть отца предстала перед ними в виде пустого места в палате интенсивной терапии, и они не могли этого не заметить из коридора. Кровать отца увезли. Теперь все медсестры собрались около Керри, которая была героиней дня. Ее перевезли из интенсивной терапии в обычное терапевтическое отделение, и она полулежала на кровати с подъемным механизмом в изголовье, одетая в желтый больничный халат; она улыбалась и благодарила всех за доброту низким хриплым шепотом. Поузи и Руперт увидели ее в первый раз, если не считать всю прошедшую неделю, когда она лежала без движения.
Припухлость лица начала спадать, и, несмотря на порезы, уже можно было представить себе, как она обычно выглядит. Руперт нашел, что в ее облике очень много американского — ничего общего с элегантностью их матери, но, наверное, несправедливо судить о ней, пока она в таком состоянии. Она оказалась молодой, но совсем не похожей на роковую женщину, соблазнившую их отца, — скорее, обычная молодая женщина, со светло-каштановыми волосами, веснушчатой кожей и крепким телосложением, заметным даже после перенесенного испытания: рост примерно пять футов и девять или десять дюймов, выше, чем у отца. Сейчас она выглядела бледной, с запавшими щеками и провалившимися глазами, но когда она окрепнет, все равно она будет не слишком красивой, просто более жизнеспособной и здоровой — так показалось Руперту. В воздухе чувствовался какой-то запах, помимо больничного, как если бы она источала сладковатый аромат, которым ее накачали.
Всем интересны больные, очнувшиеся после комы, только что вернувшиеся буквально с того света, на который они взглянули краешком глаза. Возможно, как в первые моменты пробуждения, сразу после возвращения сознания Керри могла запечатлеть в памяти то, что увидела по ту сторону жизни. Может быть, есть что-то, что позволит зафиксировать образы и не даст им исчезнуть при ярком свете настоящей жизни, которую видят только что открывшиеся глаза, в шуме, который сразу же врывается в сознание. Может быть, что-то — это речь, вопросы и ответы: где ты была? Что ты видела там? Ты видела Бога или, по крайней мере, тоннель?
Воспоминание, образ, настойчиво возникающий в памяти Керри, как будто он усиливается с каждой каплей жидкости, вливающейся в ее вены. Он становится все больше, принимает более ясные и сверкающие очертания, воссоздавая сам себя. Она с Адрианом на лыжах. Почему-то они повернули и на склоне, выше того места, где находились сами, увидели фигуру — несомненно, это была женщина, на ней что-то металлическое или напоминающее металл, и блеск этого металла привлек их внимание. Запинаясь, Керри начала рассказывать.
— Свет или луч; может быть, это и заставило нас повернуть. На ней был шлем, и в поднятой руке она держала что-то вроде пики или меча.
— Мужчина или женщина? — спросила медсестра.
— Женщина, потому что ее волосы развивались у лица.
Неожиданно картина стала очевидной, Керри почти чувствовала ветер, развевающий волосы и бросающий их в лицо женщины, стоящей над ними. Указывающей что-то, жестикулирующей, несущей копье. Ей казалось важным вспомнить все подробности, еще более важным, чем удостовериться, что с Адрианом и Гарри все в порядке. Лица окружавших ее людей были радостными, на них читалось ободрение, и она знала, что с ними ничего плохого не случилось.
Сестра Бенедикт, как только Руперт с Поузи подошли, прошептала им на ухо, что происходит: мадам Венн смогла вспомнить кое-что из того, что произошло до лавины; у нее было видение, или кто-то ее предупреждал об опасности, или она видела настоящую причину схода лавины. Когда она сможет больше говорить, у них будет объяснение.
— Можно с ней поговорить?
— Не долго, она еще слишком слаба, — ответила медсестра. — Мадам Венн, здесь ваши родственники.
Поузи и Руперт подошли поближе.
— Это Поузи и Руперт, мадам Венн. Мы не знакомы… — начал Руперт. — Мы дети Адриана. Мы зашли сказать, что очень счастливы, что вам лучше.
Он уже понимал, что именно доктор должен сказать ей плохую новость об отце, он сам сделать это не в состоянии.
— О, — слабо отозвалась Керри, — вы видели Гарри? Вашего маленького брата — вашего маленького сводного брата?
— Да, видели. Прелестный малыш, — ответил Руперт. — Он был вместе с нами в отеле.
— Ну, не совсем с нами, за ним присматривают, — поправила его Поузи.