Раздвоенное сердце
Шрифт:
Колин засмеялся. Я была зла, но в то же время так смущена, что у меня было большое желание придушить его.
– Иди сюда ко мне.
– Он указал на место, рядом с собой.
– Зачем мне это делать?
– Я потёрла свои холодные плечи.
– Хорошо, тогда я помогу тебе.
– Мягко он встал, схватил меня и посадил рядом с собой. Я отвернулась от него. Слёзы были слишком близко, а я не хотела предоставлять Колину ещё одну закуску. Не сейчас.
– Послушай, Эли - я сидел здесь наверху, потому что мне нравится медитировать на этом месте, после того как я потренируюсь.
Он намекал на Гришу? Ах, это всё равно не имело значения. Почему я должна отрицать Гришу, если Колин всё равно его видел?
– Точно, - сказала я с горечью.
– Он мне всё время сниться. Снова и снова. Хочу я этого или нет.
Колин какое-то время молчал.
– И это мучает тебя, - наконец закончил он осторожно мои мысли.
– Да!
– закричала я бурно.
– Это мучает меня, и я чувствую себя беспомощной. Я даже ни разу с ним не разговаривала. Я только смотрела на него, и он что-то во мне затронул - что я не знаю ... Это не то, что я хочу с ним переспать, или иметь с ним отношения. Но он просто здесь внутри, и я не могу его оттуда выкинуть, чёрт побери!
Я ударила кулаком себе в грудь. Колин взял мою руку и заключил её в свои прохладные пальцы.
– Хочешь, я украду у тебя эти сны? Мне нужно будет это сделать всего один или два раза, и они никогда больше не вернуться.
У меня перехватило дыхание. Забыть Гришу? И, следовательно, избежать раз и на всегда этих страшно тоскливых последствий? Хотя он уже два года как окончил гимназию и покинул школу, они всё ещё посещали меня.
– И это сработает?
– спросила я с надеждой. Я попробовала себе представить, как бы это было. Никаких больше приносящих боль сновидений. Это казалось опустошающим, но так же очень надёжным.
– Да, это сработает. И всё же я не советую тебе делать это.
– Почему?
– спросила я удивлённо.
Колин расправил мой кулак и провёл нежно по моим напряжённым пальцам.
– Ну, ты не единственная, кого беспокоят подобные сны. Они снятся многим деятелям искусств - музыкантам, писателям, художникам ... Они пробуждают творческий потенциал. А это дар, который лучше не заглушать, потому что он может содержать целебные силы.
– Но я ведь совсем не творческая натура, - вставила я.
– Я не играю ни на каком музыкальном инструменте, не рисую, а мои сочинения были всегда неуклюжими. Хорошо сформулированными, но им не хватало накала страстей.
– Я бы так не сказал, - ответил Колин.
– Нет? И что это значит?
Он посмотрел на меня задумчиво, как будто взвешивая, говорить ему дальше или нет. Затем он коротко пожал плечами.
– Ключевое слово кино, - сказал он тихо.
– Кино, происходящее в голове. Ты так это называешь, не так ли?
Я вырвала свою руку из его и встала.
– Это тебя вообще не касается!
Теперь я едва могла подавить слёзы. Я отошла от Колина, так далеко, как было возможно на этой каменной платформе, на которой мы находились, и стала смотреть затуманенным взглядом вниз на лес.
Вообще-то
– При всей моей любви к тебе…, - начала я.
– О, - пробормотал Колин и усмехнулся.
– Заткнись! Это всего лишь оборот речи. Во всяком случае: для меня это слишком интимно. Я не хочу этого. Никогда больше так не делай. Понял?
Он дотронулся пальцами до лба и склонил голову, как будто отсалютовал.
– Очень хорошо, мадам. Но интимность - это нормально, и это невозможно изменить, если связываешься с Демоном Мара.
Я раздражённо фыркнула. Колин встал и молча подошёл ко мне. Он взял меня за руку и заставил отступить на несколько шагов.
– Мне не нравится, когда ты стоишь на краю прорости.
Я так сильно напряглась, как только возможно, и демонстративно смотрела мимо него, когда он сдул мне прядь волос с лица.
– Только одного я не понимаю, - продолжил он задумчиво.
– Почему блондинка и потом ещё эти светло-голубые глаза без бровей? Елизавета, пожалуйста, я думал, у тебя есть вкус. По крайней мере, он начинает у тебя проявляться.
– С озорным подмигиванием он дотронулся до моего живота, тонкий намёк на мой бывший пирсинг.
– О, Боже мой, - простонала я и отвернулась.
– Теперь ещё и это. Да, когда-то, когда мне было одиннадцать или двенадцать лет, у меня появилась идея, что было бы намного лучше, если бы у меня были длинные, прямые волосы, как у ангела и голубые глаза, как незабудки.
Нежный голос и никаких густых, тёмных бровей. И всегда, когда я придумывала кинофильмы у себя в голове, я была в них блондинкой с голубыми глазами. Так я чувствовала себя намного лучше.
– Я тебя ненавижу, Колин, - прошипела я и вытерла слёзы, чтобы он не смог их украсть.
– Я так сильно тебя ненавижу.
– Я тебя тоже, моё сердечко, - ответил он и даже не пытался подавить свою усмешку. Я подняла глаза и посмотрела на него в упор.
Что-то сверкало в его в глазах, что не соответствовало его усмешки. И всё же, как раз это разожгло моё тлеющее негодование.
– Хорошо, теперь послушай меня. Я не какой-то глупый ребёнок, который позволяет собой помыкать. Мой отец попытался сначала убедить меня в том, что ты психопат-преследователь - и иногда я думаю, что он не ошибся. Ты подпускаешь меня к себе, а потом снова отправляешь подальше, так как тебя устраивает в этот определённый момент.
– Нет, Эли, может быть так…
– Я ещё не закончила!
– перебила я его.
– Не зависимо от того, как ты это обоснуешь, я чувствую себя при этом паршиво. У нас людей, если хотите лучше узнать друг друга, то обычно проводите друг с другом больше времени. Но ты отсылаешь меня, как только я начинаю обретать доверие. Если это твой метод, чтобы сделать меня покорной, как собачонка, то забудь об этом!