Разгневанные почтальоны
Шрифт:
Юсеф Гамаль нахмурился. Конечно, персы поклоняются Аллаху, а их лидер, аятолла, — благочестивый мусульманин. Но все-таки они персы, а не арабы. А это совсем другое дело.
— В будущем тебе понадобится новое имя...
— Абу Гамалин, — быстро отозвался Юсеф.
— Неплохое имя для того, чтобы проводить теракты и подписывать коммюнике. А я говорю о кличке.
— Меня не будут звать так каждый день?
— Нет, кличка существует только для внутреннего пользования.
— Тогда мне все равно, — хмыкнул Гамаль.
— Ладно, —
Единственное, что остановило Гамаля от того, чтобы тут же не перерезать горло презренному персу, было присутствие вооруженных «стражей исламской революции».
— Ты поедешь в Америку, — сообщил Абуф, когда Юсеф успокоился.
— Ни за что! В Америке не место для мусульманина.
— Примешь там американское гражданство...
— Никогда! Лучше уж сгореть в аду!
— Поступишь на работу и «заснешь», — невозмутимо продолжал перс.
— Это что, приказ для бойца?
— Работа позволит тебе обеспечить существование до тех самых пор, пока тебя не позовут. Под «сном» я имею в виду твое бездействие как агента.
— И сколько же я буду «спать»?
— Пока тебе не прикажут пробудиться.
— А тогда что?
— Скажут. Ты можешь «проспать» очень долго.
В действительности он «проспал» целых шесть лет. Прошло так много времени, что Юсеф-еврей забеспокоился, не забыли ли о нем надменные персы. Кончилась интифада, во время которой многие превратились в мучеников. Прошла также война в Персидском заливе. И все это без всякого участия Юсефа. Вернее, того хуже — он тем временем слыл всего-навсего ничтожным американским гражданином, водителем такси в Нью-Йорке.
Ужасная судьба! Все друзья Юсефа погибли и уже находились в раю, в объятиях Аллаха. А он был обречен бороться с ужасным уличным движением и, подобно погонщику верблюдов древности, перевозить евреев туда, куда им захочется.
И вдруг через шесть месяцев после неудачной попытки взорвать Центр международной торговли среди ночи раздался звонок.
— Мы собираем армию, — сообщили ему приятным голосом.
— Кто это? — спросонья не понял Юсеф.
— Абуф просил меня связаться с тобой.
— Абуф?! И где он?
— В раю.
— Какое счастье! А я вот прозябаю в Хобокене. Здесь хуже, чем в аду.
— Приходи в мечеть Абу аль-Кальбина, в Джерси-Сити, Юсеф Избранный.
— Зачем?
— Затем, что мы создаем тайную армию, чтобы сокрушить Великого Сатану.
Теперь Гамалю стало ясно, что с ним говорит какой-то перс, ибо только персы упоминают Великого Сатану. Тем не менее Юсеф согласился. Работа таксистом в Нью-Йорке постепенно сводила его с ума.
Мечеть Абу аль-Кальбина стояла в самом центре грязного местечка, называемого Джерси-Сити. Гамаль на поезде доехал до остановки «Джорнэл-сквер», а потом, следуя инструкциям, двинулся пешком вдоль бульвара Кеннеди.
Окружающее не радовало глаз, но такова уж участь всех мусульман, поселившихся в Америке. Никакой справедливости! К примеру, компания, на которую работал Юсеф, ни разу не освобождала его по пятницам от работы и не позволяла останавливаться на время молитвы, чтобы обратиться лицом к Мекке.
В дверях мечети Гамаль нос к носу столкнулся с незнакомым египтянином. Тот, однако, посмотрел на него так, будто сразу же узнал, причем египтянин явно не радовался встрече.
— Убирайся прочь, еврей! Такие, как ты, нам не нужны.
— Я не...
Дверь тотчас захлопнулась.
Разозленный Юсеф постучал снова.
— Убирайся прочь, сионистское отродье! — сказали ему.
— Я не еврей, я Абу Гамалин, Внушающий Страх.
— Ты лжешь!
— Это правда — клянусь бородой пророка!
— В таком случае назови свою подпольную кличку.
— Повторяю еще раз: я — Абу Гамалин.
— В моем списке нет такого имени, еврей.
— Я не еврей. Иногда меня называют Аль-Махур.
— Нет здесь никакого Аль-Махура. Может быть, ты пытаешься проникнуть в какую-то другую мечеть, еврейская собака?
— В последний раз тебе говорю — я пришел сюда по вызову.
— А я тебе в последний раз повторяю — назови свою кличку, если таковая существует.
Оскорбленный до глубины души, Юсеф Гамаль уже собрался повернуться и уйти, но он слишком долго «спал». И больше «спать» не желал. Ему хотелось вновь почувствовать себя молодым, ощутить в руках тяжесть автомата Калашникова и вдохнуть запах крови неверных.
Поэтому Юсеф топтался на крыльце мечети Абу аль-Кальбина и мучительно вспоминал свою кличку. Впервые ее услышав, он так и зашелся от гнева. Причем был настолько оскорблен, что прозвище напрочь вылетело из памяти. Теперь же Юсеф молил Аллаха, чтобы Всемилостивейший помог ему вспомнить те отвратительные слова.
И Аллах откликнулся на его мольбу.
— Я вспомнил! — перед закрытой дверью выкрикнул Гамаль. — Вспомнил! Меня зовут Юсеф-еврей! Ты слышишь? Юсеф-еврей! Открывай!
— Ты признаешь, что ты еврей?
— Нет, просто так меня зовут. Кличка такая.
— В священный храм Аллаха евреям входа нет. Убирайся, или мы все зубы тебе пересчитаем!
И вдруг раздался еще один голос. Низкий, смутно знакомый. Услышав его, Юсеф сообразил, что он принадлежит мужчине, говорившему с ним по телефону.
— Мы ждем его. Пусть войдет.
Дверь открылась. Юсеф осторожно заглянул внутрь. Повсюду лежали густые тени.
— Пусть войдет тот, кто слишком долго «спал», — прозвучал откуда-то голос мужчины, звонившего по телефону.
И Юсеф Гамаль шагнул в темное помещение.
Здесь не горела ни одна свеча.
— Ты последний из избранных, кого мы ждем, — вновь прозвучал голос. — Входи, Тянущийся к свету, и следуй за мной.
— Следую.
Тени сгущались. Теперь Юсеф чувствовал на себе недобрые взгляды. Точнее, чувствовал их на своем носу.