Разговор с автором
Шрифт:
Она вышла из-за стола и пошла по рядам с книгами. Мы за ней. Дошли до какого-то закутка у пожарной двери. Там двумя высоченными стопками лежали книги: Достоевский «Преступление и наказание» и Горький «На дне». Я поморщился. Настасья Евгеньевна заметила это и тут же спросила:
– Не любишь классику?
– Не то чтобы не люблю. Просто конкретно этих, – начал я и поймал на себе осуждающий взгляд библиотекаря.
Она выглядела так, будто готова вот прямо сейчас начать читать мне лекцию о правильном чтении, о величии русской литературы и тому подобное. «Сейчас начнется, – подумал я. – Она, похоже, один в один – моя мама в
– Это все, что надо унести? – реабилитировался я.
Слово «все» прозвучало даже как-то надменно. Будто это ерунда. Но это не ерунда. Книги толстые и их не мало. В один заход точно не управлюсь. Да что там в один. Даже в два – тяжко будет. Я же вам не Дуэйн Джонсон какой-нибудь.
– Да, все эти книги, – ответила Настасья и еще раз указала на них рукой.
Я быстро, не дожидаясь реакции библиотекаря, взял чуть больше половины первой стопки с Достоевским и пошел обратно между стеллажей.
У машины Настасья Евгеньевна меня догнала и любезно открыла багажник. Он у нее был чистый, видимо, заранее подготовленный. Только огнетушитель, маленькая аптечка и постеленное одеялко – ничего лишнего.
Остальные две партии я перетаскал так же быстро, чтоб не вступать больше в контакт с этой надоедливой и громкой библиотекарем. Уже начинало темнеть, когда мы, наконец, сели в машину и поехали в сторону школы.
– Достоевского, значит, не любишь? – сказала Настасья Евгеньевна.
– Если честно, да, – ответил я. – Мне не нравятся его герои.
– А что с ними?
– Слишком страдают.
– Как это, слишком? – усмехнулась она.
– Ну, они же просто лентяи. Сами создают себе проблемы – сами страдают, – ответил я. – По сути, могли бы свою жизнь поменять. То есть, – я запнулся, – они не сильные. Ноют и все.
– Интересное мнение, – еще шире улыбнулась она. – А ты, наверное, никогда не страдал? Сильно…
Я задумался и замолчал. А ведь и вправду. Как раз сейчас-то я и страдаю. При чем так же, как эти чертовы герои. Бессильно и лениво страдаю. В этот момент мне даже отвечать не захотелось. Стало от себя тошно.
– Страдание – это рост. Через муки люди развиваются. И герои Достоевского, в частности Раскольников, потом обретают покой.
Она была бесконечно права. И – надо же – меня это успокоило. Значит, будет все же покой! Будет счастье! Надо просто отстрадать.
– Много читаешь? – опять спросила она.
– Да так… Раньше читал от скуки.
– На остатки знаний от школьной программы твои отзывы не похожи.
И тут она была права. После расставания с Анжеликой я много читал. Читал, чтоб забыться. И Достоевский с его этим Раскольниковым попадался. Он меня тогда взбесил жутко, помню.
– Знаешь, я часто встречаю людей, как ты, – она на долю секунды отвернулась от дороги и бросила на меня взгляд. Я его поймал. – Прочитавших не то и не в то время, спроецировавших на себя и оставшихся недовольными. Но смысл произведений куда глубже. И его анализировать надо отстраненно.
– Отстраненно?
– Переживать героем, а не собой. Ведь автор показывает, как чувствует себя герой. А про тебя он угадать не может. Тем и отличается обычное прочтение от профессионального. Нужно уметь погружаться и уметь понимать.
Мы приехали. А ее слова меня задели. С первого знакомства, почти с первых фраз она умудрилась мне объяснить то, что меня мучило. Мучило в тайне от меня самого. Я не мог читать, не мог ничего смотреть с прошлых выходных. И не мог понять, почему. А она мне вот так взяла и объяснила. Когда я даже не спрашивал.
Мы зашли в школу: я, стопка книг и Настасья Евгеньевна. Я смиренно плелся за ней, пытаясь поймать равновесие и не уронить всю эту огромную кучу разом. В школе сейчас, похоже, был только вахтер. В коридорах стоял полумрак. Я шел позади метра на три-четыре, чтоб она смогла спокойно открыть класс и придержать дверь. Но тут с лестницы послышались очень быстрые громкие шаги. Как будто кто-то бежал, перепрыгивая ступеньки через одну. Этот кто-то промчался мимо меня, слегка задев, так, что я чуть не повалил книжную башню на пол. Промчался и остановился возле Настасьи Евгеньевны.
– Здравствуйте! – вскрикнула запыхавшаяся девочка. – У меня такая проблема… Я не смогу в конкурсе участвовать.
Она еще немного отдышалась, пока Настасья Евгеньевна спокойно подбирала ключ, как будто игнорируя все посторонние звуки. Я подошел ближе и увидел, что возле класса, тяжело и громко дыша, стояла Алиса. И почему-то даже не удивился. Было крайне логично увидеть ее здесь, в клубе для начинающих писателей. Она на секунду бросила на меня взгляд и опять с надеждой уставилась на учителя. Не узнала, наверно. Хотя встретить ее сейчас для меня было ожидаемо… Да, что уж там. Я этой встречи ждал. Мне же все это время хотелось ее увидеть, я о ней думал. Но это было из того же разряда, что и хотеть миллион. Вот ты его хочешь, думаешь о нем. Но в один момент берешь и выигрываешь. Настоящий миллион! Он был лишь в твоих мечтах, ты так этого хотел. И ни разу не думал о том, что будешь с ним делать. Просто хотел миллион, как факт, как вещь, чтоб поставить на полку и гордиться, что у тебя есть миллион. Но миллион – не вещь. И Алиса – не вещь. Да, первые несколько секунд ты рад и даже немного удивлен. А потом нужно что-то делать. И вот тут заключается проблема.
Я хотел, чтоб она со мной говорила. Хотел побыть рядом с ней, посмотреть на нее. Чтоб видеть, как она себя ведет. И, чтоб понять, что меня так зацепило, аж на несколько дней. Почему она так на меня действует. Но сам не знал, что сказать и, что сделать.
Настасья Евгеньевна спокойно открыла дверь, закрепила ее на какое-то специальное приспособление, чтоб она не закрылась и зажгла свет. Я аккуратно протиснулся в дверь, за мной Алиса.
– Можешь оставить здесь, – сказала Настасья и с легкой улыбкой указала на парты. – Спасибо огромное тебе, Андрей. Не знаю, как бы одна все это унесла.
– Обращайтесь, – так же с улыбкой сказал я и уже собрался спускаться за следующей партией.
– Что там у тебя случилось? – обратилась она, наконец, к изнывающей от ожидания Алисе.
– Я не смогу в конкурсе участвовать, потому что он, – она показала на меня пальцем, – уронил меня на ноутбук и теперь он в ремонте! Как мне без ноутбука писать?
Настасья Евгеньевна вопросительно посмотрела на Алису, затем на меня. А я настолько устал и задумался, что сначала даже не понял, что она сказала.