Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По
Шрифт:
– Судя по тому, что я слышал о докторе Фаррагуте, – сказал я, – равно как и по собственному опыту – я использовал его мазь, которая почти моментально исцелила небольшую полученную мной рану, – метод его поразительно эффективен.
– Практически это чудо, – подтвердила миссис Рэндалл. – И, вместе с тем, он настолько скромен, настолько далек от напускной важности, присущей большинству других врачей. Уверена, его лечение чудесным образом скажется на вашей жене.
– Молюсь, чтобы вы оказались правы, – пылко заметил я.
– Когда вы собираетесь нанести ему визит? – поинтересовалась хозяйка.
– Он будет ждать нас через
– Отнюдь, можете оставаться столько, сколько пожелаете, – сказала миссис Рэндалл, вставая с кресла. – А теперь извините, мистер По. Я должна пойти и присмотреть за Салли.
Посмотрев в ближайшее окно, за которым ливмя лил дождь, она добавила:
– Надеюсь только, что эта ужасная погода исправится, чтобы вы с миссис По смогли до отъезда осмотреть кое-какие достопримечательности нашего прекрасного города.
Словно в ответ на пожелание миссис Рэндалл о скорейшем улучшении погоды, следующий день выдался исключительно теплым и ясным – идеальный пример этого странного interregnum 2 времен года, которое в Америке именуется бабьим летом. После очередного обильного завтрака, поданного Салли, не выказывавшей никаких признаков нерадивости, на которую жаловалась ее хозяйка, мы с Сестричкой попрощались с миссис Рэндалл и отправились на прогулку.
Хотя болезнь и ослабила Сестричку, радостное возбуждение, охватившее ее от сознания того, что она ступает по мостовым этого исторического города, было столь велико, что внешне усталость никак не проявлялась. Следующие несколько часов я выступал в роли экскурсовода, показывая ей исторические достопримечательности и одновременно развлекая анекдотами о грандиозных событиях, происходивших в тех же местах. Так мы дошли до Коммонз, где за непомерную, я бы сказал, сумму в пять центов я приобрел большой бумажный кулек жареного арахиса. Затем мы не без приятности посидели в парке, грызя это лакомство.
2
Междуцарствия (лат.).
К тому времени было уже далеко за полдень и воздух становился прохладнее. Сестричка, которая все плотнее закутывалась в шаль, чтобы согреться, не стала особо протестовать, когда я настоял на том, чтобы вернуться в наши апартаменты. Усевшись на Чарлз-стрит в идущий на север омнибус, мы сошли на углу Пинкни и, пройдя еще немного, снова оказались в жилище миссис Рэндалл.
В тот вечер мы поужинали холодной бараниной с репой. Пока мы ели, наша хозяйка расспрашивала о том, как прошел день, и, казалось, испытывала подлинное удовольствие от восторженного рассказа Сестрички о наших похождениях.
– Чудесный город, не правда ли? – сказала миссис Рэндалл, когда жена завершила подробное повествование. – Что собираетесь делать завтра?
Хотя вопрос был адресован Сестричке, ответил на него я.
– Первое и главное – я должен посетить Бостонский музей, чтобы исполнить обязательство, лично данное мистеру Барнуму, – сказал я. Затем, повернувшись к Сестричке, добавил: – Сестричка, дорогая, думаю, я схожу туда один, а ты хорошенько отдохни после сегодняшней бесспорно замечательной, но несколько утомительной прогулки.
– Ах так вот что
– Да, было бы жаль, – сказала миссис Рэндалл, обращая свое замечание мне. – Чудное место. И не думаю, что это слишком утомительно для вашей супруги. Во всех выставочных залах стоят лавочки. И вы всегда можете передохнуть часок-другой в театре. Эту выставку обязательно стоит посмотреть.
– Если я правильно понимаю, – сказал я, – в этих шоу, как и в тех, что устраиваются в заведении мистера Барнума, участвуют различные исполнители – жонглеры, комические певцы, фокусники и тому подобное?
Большей частью, да, – ответила миссис Рэндалл, – хотя там ставят и драматические сценки, читают крайне познавательные лекции на литературные, философские и научные темы. Я была там совсем недавно, на прошлой неделе, и видела совершенно поразительную демонстрацию веселящего газа, которую проводил мистер Марстон. Полагаю, он покажется вам интереснейшим типом, мистер По. По профессии он дантист, но также и весьма замечательный поэт. Его речь необычайно занимательна, особенно когда он дает немного подышать газом добровольцу из зала.
– Забавно, правда?! – воскликнула Сестричка.
Вскоре после этого разговора, когда ужин закончился, мы с Сестричкой, извинившись, разошлись по своим спальням. Я лег не сразу, а еще час или около того пытался одолеть очередную главу из высшей степени поучительной книги профессора фон Мёллера. Прошло немало времени, прежде чем веки мои стали сами собой опускаться, и я лег в кровать.
Однако едва я опустил голову на подушку, как услышал словесную перепалку, доносившуюся снизу – прямо под моей спальней была кухня. Хотя отдельных слов различить я не мог, но тон, равно как и громкость голосов явно давали понять, что происходит ссора между миссис Рэндалл и ее престарелой служанкой. Вполне естественно, мне было крайне любопытно узнать, в чем суть этих препирательств. Однако глубоко укорененное во мне, южанине, чувство собственного достоинства, вкупе с солидной толщины полом, помешали мне подслушать их. Еще не скоро, но сердитые крики все же стихли, в доме воцарилась тишина, и я погрузился в сон.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Поскольку ближе к полудню у миссис Рэндалл было назначено какое-то свидание неподалеку от музея мистера Кимболла, она предложила подвезти нас в своем экипаже, и мы с готовностью согласились.
По дороге она указывала на различные достопримечательности, включая студию мистера Баллингера – дагеротиписта, сделавшего посмертную фотографию ее покойного мужа, которую она носила на шее.
– Я подумывал. Сестричка, – обратился я к жене, – что мы могли бы сделать наш дагеротип и подарить его Путанице.
– Как мило, – откликнулась жена. – Интересно, сколько это стоит?
– О, мистер Баллингер берет весьма умеренную плату, – сказала миссис Рэндалл. – Особенно учитывая, что взамен вы получаете нечто бесценное. Изобретение мистера Дагера действительно одно из чудес нашего века, не правда ли, мистер По?
– Согласен, в способности улавливать и сохранять облик жизни есть нечто сверхъестественное, чем и объясняется суеверный страх многих наших аборигенов, которые видят в дагеротипах разновидность черной магии.