Разговоры запросто
Шрифт:
Антроний. Красиво или нет, не знаю, но едва ли прилично хоть для девицы, хоть для мужней жены.
Магдалия. Почему?
Антроний. Потому что все полно книг!
Магдалия. Ты человек в летах, аббат и придворный, — неужели ты никогда не видел книг в покоях у знатных дам?
Антроний. Видел, но французские, а здесь вижу греческие и латинские.
Магдалия. Разве только французские книги учат мудрости?
Антроний. Знатным они как раз подходят — чтобы занять и заполнить досуг.
Магдалия. Разве только знатным разрешено быть мудрыми и жить приятно?
Антроний.
Магдалия. А жить хорошо — разве не общий удел?
Антроний. Пожалуй.
Магдалия. Но может ли кто жить приятно, если он не живет хорошо?
Антроний. Наоборот, может ли кто жить приятно, если он живет хорошо?
Магдалия. Значит, ты одобряешь тех, кто живет скверно, главное — чтобы приятно?
Антроний. По-моему мнению, хорошо живут те, которые живут приятно.
Магдалия. Но эта приятность откуда проистекает — от вещей внешних или из собственной души?
Антроний. От внешних вещей.
Магдалия. Аббат ты острый, но философ тупой. Что же считаешь ты мерилом приятности?
Антроний. Сон, пирушки, свободу делать что хочешь, деньги, почести.
Магдалия. Ну, а если ко всему этому бог прибавит мудрость, ты будешь жить приятно?
Антроний. Что ты называешь мудростью?
Магдалия. Это когда ты понимаешь, что счастье человеку приносят только духовные блага, а богатства, почести, знатность не делают его ни счастливее, ни лучше.
Антроний. Бог с нею, с этакою мудростью.
Магдалия. А что, если мне приятнее читать хорошего писателя, чем тебе охотиться, пить или играть в кости? Ты не согласишься, что я живу приятно?
Антроний. Я бы так не жил.
Магдалия. Я не про то спрашиваю, что тебе всего приятнее, а что должно быть приятно.
Антроний. Не хотел бы я, чтобы мои монахи засиживались за книгами.
Магдалия. А мой супруг очень мною доволен. Почему ж ты не одобряешь этого в своих монахах?
Антроний. Я убедился, что они становятся менее послушны, — прекословят, ссылаясь на декреты, декреталии [255] , на Петра и Павла.
255
Декретами назывались постановления высших церковных властей; «Декретом» был назван и свод древнего церковного права, составленный в середине XII в. Декреталии — постановления римских пап, облеченные в форму письменных ответов на различные запросы.
Магдалия. Стало быть, ты велишь им прекословить Петру и Павлу?
Антроний. Чему учат Петр и Павел, я не знаю, но монахов-спорщиков не люблю и не желаю, чтобы кто-нибудь из моей братии был мудрее меня.
Магдалия. Этого можно избежать, если ты сам постараешься набраться побольше мудрости.
Антроний. Недосуг мне.
Магдалия. Как так?
Антроний. Некогда.
Магдалия. Некогда быть мудрым?
Антроний. Да.
Магдалия. Что ж помехою?
Антроний. Долгие молитвы, дела по хозяйству, охота, лошади, служба при дворе.
Магдалия. И это тебе дороже мудрости?
Антроний. Так уж у нас заведено.
Магдалия. Тогда скажи мне: если б какой-нибудь Юпитер дал тебе такую власть, чтобы ты мог превратить и своих монахов, и себя самого в любое животное, — превратил бы ты их в свиней, а себя в коня?
Антроний. Ни за что!
Магдалия. Но тогда уже ни один из них не был бы мудрее тебя.
Антроний. Какой породы животные мои монахи, мне, пожалуй, безразлично — лишь бы самому быть человеком.
Магдалия. А ты считаешь человеком того, кто не знает мудрости и знать не хочет?
Антроний. Для себя я достаточно мудр.
Магдалия. Для себя и свиньи мудры.
Антроний. Да ты прямо софистка какая-то — до чего ловко споришь!
Магдалия. Кого напоминаешь мне ты, я не скажу… Почему, однако, тебе не по душе убранство этой комнаты?
Антроний. Потому что женская снасть — веретено да прялка.
Магдалин. Разве матери семейства не полагается управлять домом, воспитывать детей?
Антроний. Полагается.
Магдалия. А ты считаешь, что для таких дел мудрость совсем не нужна?
Антроний. Нет, не считаю.
Магдалия. Но этой мудрости и учат меня книги.
Антроний. У меня под началом шестьдесят два монаха, а в моей келье ни одной книги не найдешь.
Магдалия. Славное, стало быть, о них попечение, об этих монахах!
Антроний. Книги я готов терпеть, но не латинские.
Магдалия. Почему?
Антроний. Потому что этот язык не для женщин.
Магдалия. Жду объяснений.
Антроний. Он плохо помогает хранить женское целомудрие.
Магдалия. А французские книжки, полные самых вздорных басен, стало быть, хорошо помогают?
Антроний. Есть и еще причина.
Магдалия. Какая? Говори прямо.
Антроний. Кто не знает по-латыни, той священник не так опасен.
Магдалия. Ну, тут опасность невелика — вашими стараниями: ведь вы делаете всё, чтобы самим не знать по-латыни.
Антроний. Так и в народе говорят, что если женщина знает латынь — это редкость, диковинка.
Магдалия. Что ты мне киваешь на народ — ведь никто не распоряжается своими делами бестолковей народа! Что киваешь на привычку — наставницу во всяческом безобразии! Надо приучаться к лучшему, и то, что было диковиной, войдет в обычай, что было горько, станет приятно, что казалось непристойным, станет пристойным.
Антроний. Продолжай.
Магдалия. Разве непристойно уроженкам Германии учиться по-французски?
Антроний. Вполне пристойно.
Магдалия. С какою целью?
Антроний. Чтобы говорить с теми, кто знает по-французски.
Магдалия. А мне, по-твоему, не пристало учить латынь, чтобы каждодневно беседовать с таким множеством писателей, таких красноречивых, таких ученых, таких мудрых, таких надежных советчиков?
Антроний. Книги отнимают у женщины ум, которого у нее и так немного.