Разлив. Рассказы и очерки. Киносценарии
Шрифт:
На кургане — Фрунзе, Белоусов, Семенов, Снетков с выражением напряженного ожидания склонились у полевого телефона.
Фрунзе смотрит в бинокль, недовольно опускает его.
— Решительно ничего не видать, — говорит он, обращаясь к Белоусову. — Ну как, связались?
Пищит полевой телефон.
— Штаб Первой Конной, — отвечает телефонист. — Кого? Есть начштаба фронта.
Белоусов (со сдержанным волнением берет трубку). Да… Да… Отступают на Федоровку? (Лицо его принимает озабоченное выражение.)
Положил трубку, идет к Фрунзе и Семенову.
Белоусов. Товарищ командующий! Я старый солдат, но в эти минуты, когда завершается задуманный вами грандиозный маневр пяти армий, маневр, от которого зависит судьба Крыма, я не могу скрыть волнения… Простите, может быть, неуместно с моей стороны или неправильно именно в эти минуты…
Фрунзе. Говорите проще. Вы в чем-то сомневаетесь?
Белоусов. Товарищ командующий! Разбитые остатки корпуса генерала Борщевского, теснимые Первой Конной, отступают на Федоровку, вместо того чтобы бежать на юг, как это согласовалось бы со здравым смыслом. Это значит — либо они совсем потеряли голову и сами идут в петлю к Ястребову, либо…
Замолчал, склонив голову.
— Товарищ Ворошилов! — внезапно кричит Снетков.
Все обращают взоры в сторону показавшейся из тумана группы всадников во главе с Ворошиловым.
Группа всадников достигла кургана. Ворошилов спрыгнул с коня. Он в грязи, вспотел, на лице его следы боя, глаза гневно горят. Он стоит перед Фрунзе, Семеновым и Белоусовым и, не в силах сдержать себя, яростно говорит Семенову:
— Слушайте, вы! Ваш ставленник и выученик Ястребов — предатель и подлец.
Семенов. Как вы смеете?
Ворошилов. Да, предатель и подлец!
Семенов. Я требую…
Ворошилов. Мы выведем- всех вас на чистую воду! (Обращаясь к Фрунзе.) Товарищ Фрунзе! Предатель Ястребов, вопреки всем его донесениям, не занял Федоровки. На Федоровку вышел корпус генерала Кутасова и, соединившись с преследуемыми нами остатками корпуса Борщевского, прорвался на юг. Мы преследуем их по пятам, но (яростно махнув рукой)… ищи ветра в поле…
Семенов. Я предсказывал это с самого начала. я…
Фрунзе (сжав кулаки, не в силах сдержать себя, надвигается на Семенова). Вы… Вы…
Семенов с внезапным ужасом в глазах отступает от надвигающегося на него Фрунзе.
– - -
Ночь. Рассвет. Укрепления белых на перешейке. Бронепоезд. На крыше бронепоезда, на железнодорожном полотне стоят офицеры и солдаты. Издали отдаленный грохот канонады.
Шепот в толпе офицеров:
— Идут…
Движение среди встречающих. Все подались вперед.
Показались офицерские части корпуса Кутасова,
Впереди остатков своих войск едет Кутасов. Он с трудом сходит с коня, почти падая на руки встречающих его. Его встречают оглушительным «ура», несут на руках как триумфатора.
Навстречу его войскам бегут офицеры и солдаты. Обнимаются, целуются.
Кутасов (крестится). Слава богу Калитка захлопнута.
– - -
На рассвете Красная Армия, передовые ее части, вплотную подошли к укреплениям Крымского полуострова.
На том месте, где была когда-то деревня, теперь остались только четырехугольники из камня известняка. Брошенные двуколки, неразорвавшиеся снаряды, пустые окопы. Передовая часть, во главе с Кузнецовым, держа ружье на изготовку, стремительно приближается к оставленному белыми окопу. Передышка на несколько минут. Бойцы ждут, чтобы подтянулись отставшие.
Молодой боец спрашивает у Кузнецова:
— А где же он, тот самый Крым, товарищ командир?
Кузнецов указывает рукой вдаль. Но там все та же степь и земля, изуродованная снарядами и колесами обозов.
— И далеко до того Крыма?
— Да верст десять будет, — отвечает Кузнецов.
Кузнецов берет острый камешек и грубо рисует на земле подобие Крымского полуострова. Затем объясняет окружающим его бойцам:
— Крым — полуостров, и ведут туда три дороги.
Одна прямо перед нами — на Перекоп, другая через залив — болото Сиваш, а третья через Чонгарский мост.
Молодой красноармеец. Три дороги, как в сказке. И лежит на тех дорогах крымский Соловей-разбойник. Направо пойдешь — смерть найдешь… Налево пойдешь, чего найдешь?
Другой голос. Сколько их гнали, а тут каких-нибудь десять верст… Чего же стоим?
Подходят отставшие, накапливаются бойцы, их больше и больше. Играет труба.
— Атака, — говорит Кузнецов, подтягивая ремни.
Сомкнутая колонна устремляется вперед. Она идет бесшумно, почти бежит. Кузнецову трудно удержать этих людей. Чувствуется, что здесь конец всех бедствий.
Все ближе и ближе, в бледном свете утра рисуется паутина проволоки и за ней силуэт: волнистый гребень Турецкого вала — неприступная, непреодолимая преграда. Чем ближе, тем она кажется страшнее.
— Ура! — вспыхивает в атакующей колонне.
Бойцы бегут из последних сил, и вдруг паутина
проволоки и самый гребень вала как бы осветилися пламенем. Вихрь раскаленного металла сметает колонну. Живые и мертвые падают на землю. Цепи полегли, скошенные огнем. Несколько уцелевших бойцов отползают назад.
Кузнецов поднимает голову, хриплым голосом командует:
— Полк, ко мне!
Но только кучка бойцов поднимается с земли. Молодой боец произносит еле слышно и с нескрываемым изумлением: