Разлив. Рассказы и очерки. Киносценарии

Фадеев Александр Александрович

Фрунзе. Да, я готов взять это на себя.

Ленин. Другого ответа я от вас и не ожидал.

Фрунзе. Благодарю вас за доверие. Но…

Ленин. Что?

Фрунзе. Поскольку товарищ Сталин болен, я прошу возможности во всех трудных случаях сноситься непосредственно с вами.

Ленин. Хорошо. С чего вы думаете начать?

Фрунзе. Я думаю прежде всего убедить украинского крестьянина в том, что ему выгоднее помочь нам,

чем идти под неслыханное зверское иго Врангеля.

Ленин. Правильно! Все английские газеты вопят о новой крестьянской политике Врангеля. Нечто вроде столыпинских хуторов. Хитро? Да мужика они не обманут! И рабочие Донбасса помогут вам. А затем?

Фрунзе. Затем — отчаянно смелое, бесповоротно решительное наступление. До полного разгрома врага.

Ленин. Именно! Только с разгромом Врангеля мы сможем приступить к организации социалистического хозяйства. А то ведь курам на смех! Вот, изволите ли видеть (берет со стола бумажку), только что подписал распоряжение о производстве опытов по использованию шишек для топлива…

Фрунзе (удивленно). Каких шишек?

Ленин. Обыкновенных. Сосновых и еловых. (Хохочет.) Нечем топить, батенька! Вы очень и очень утешили меня. Что еще вам нужно?

Фрунзе. Нужна конница. Много конницы и очень срочно.

Ленин нажимает кнопку звонка. Входит секретарь.

Ленин. Запишите, пожалуйста (диктует): «Ворошилову и Буденному. Крайне важно изо всех сил ускорить продвижение Первой Конной армии на Юж-фронт. Прошу принять все меры, не останавливаясь перед героическими. Телеграфируйте, что именно делаете. Ленин». (Обращается к Фрунзе.) Ворошилова помните?

Фрунзе. Лично не доводилось видеть.

Ленин (лукаво). Как? Совсем не знаете?

Фрунзе. Знать-то знаю, да не встречал.

Ленин (еще более лукаво). Ну вот встретитесь.

Фрунзе. Я очень вам благодарен, Владимир Ильич.

Они стоя жмут друг другу руки.

Ленин. Желаю вам скорой победы.

Фрунзе. Благодарю вас, Владимир Ильич.

В приемной в нетерпении, мрачный, ожидает Семенов. Фрунзе выходит необыкновенно возбужденный и жизнерадостный.

Семенов. Ну, что?

Фрунзе. Ильич — это… это… Он умеет такое вложить в душу! Да вы поди знаете это лучше меня.

Семенов (мрачно). Да, уж…

Фрунзе. Ночью же выезжаем. (Секретарю). Прощайте, родная моя.

Секретарь. Всего вам счастливого.

– - -

Местечко на юго-западе. Одноэтажный дом. Вывеска: «Больница». Боец водит трех взмыленных коней.

В палате, на больничной койке, лежит обросший бородой человек с забинтованной головой. Глаза блестят от жара. Он тяжело ранен, при смерти.

У койки стоят Ворошилов и Буденный.

Ворошилов.

Пришли с тобой проститься, Кузьмич. Срочно выступаем. Сегодня.

Кузьмич. Куда?

Ворошилов. В Крым, на Врангеля.

Буденный. Пока бились мы с панами, нарывала у нас старая болячка в Крыму. Есть приказ Ленина — будем крымскую болячку лечить.

Кузьмич. Приказ Ленина?.. (С трудом говорит.) Остаюсь, значит, я один… как подбитый конь. Обида… Климент Ефремович… Деникина вместе били, панов били… а тут, когда все товарищи мои… Как же мои хлопцы без меня… (Помолчал.) Возьми меня отсюда, Климент Ефремович… в тачанке отлежусь, как под Ростовом… Помнишь?

Пробует приподняться, но лицо искажается от невыносимой боли.

Буденный. Ну что ты, Кузьмич… как дитя малое… Тут у тебя доктора, покой… отлежишься.

Ворошилов. А хлопцы твои т^бя не забудут. Посчитаются с Врангелем за твои раны… Не забудет тебя Конная армия… (Тихо, как бы про себя.) И народ тебя не забудет… (Целует умирающего.) Прощай, Кузьмич. Спасибо тебе за верность рабочему делу, за храбрость, за товарищество…

Умирающий лежит неподвижно, закрыв глаза.

Ворошилов и Буденный тихо выходят.

У входа в больницу. Ворошилов и Буденный идут к коням.

Буденный. Значит, с новым командующим? Ты его знавал? Фрунзе-то?

Ворошилов. Видать не приходилось.

Буденный. Дай бог хорошего командующего на счастье!

Ворошилов. Дай бог!

Вскочили в седла, помчались во весь опор.

– - -

Большая железнодорожная станция. Эшелоны на путях, гудки паровозов. Длинный, разукрашенный плакатами на боевые и антирелигиозные темы состав агитпоезда. На вагонах лозунги: «Даешь Врангеля!», «Смерть крымскому разбойнику!».

Вагон-сцена агитпоезда: длинный американский вагон с раздвижными стенками. Занавес поднят. Идет пьеса из времен французской революции. Толпа санкюлотов окружила аристократку. Выкрики: «На гильотину!», «На гильотину!». Аристократка, в дешевых кружевах, дико визжит.

Перрон станции заполнен вооруженными бойцами. Среди красноармейцев группы крестьян с узлами, сундучками, детьми. Мы видим Катерину Голубенко, девушку, которая убегала в степи от врангелевцев. Возле нее красноармеец Матвеенко. Все весело хохочут над визжащей аристократкой.

Матвеенко. Не любит! Немало поизмывались они над нашим братом-шахтером при старом режиме.

Катерина. А сейчас? Врангелевцы чего только с народом не делают! Шомполами бьют, казнят, весь народ разогнали, семьи разлучили… И чего вы смотрите, военные люди! (Вдруг закрывает глаза уголком платка.)

Матвеенко смущен. Рядом злой, изможденный, небритый красноармеец говорит:

— Попробовала бы сама. У него вон — танки, пушки, а у нас ни шила, ни мыла.