Размышления перед казнью
Шрифт:
Руденко: Подсудимый Кейтель, мы же вчера установили, что еще в мае 1941 г., до начала войны, вы подписали директиву о расстреле политических и военных работников Красной Армии.
Кейтель: Да, эти приказы перед началом войны я подписывал, но в них не содержится слово «убийство».
Руденко: Я не намерен спорить, так как это означает спорить против документов, а документы говорят сами за себя. Я имею к вам несколько последних вопросов. Вы заявили Трибуналу, что генералы германской армии только слепо выполняли
Кейтель: Я заявил, что не знаю, какие генералы, и заявляли ли генералы вообще протесты. Насколько я помню, это не происходило в моем присутствии, когда Гитлер прокламировал основные положения о борьбе мировоззрений.
Руденко: А известно ли вам, чтобы генералы по своей инициативе издавали приказы о зверствах и нарушениях законов и обычаев войны, и эти приказы одобрялись Пгглером?
Кейтель: О том, что высшие инстанции армии, например, в связи с вопросом о подсудности издали в марте приказ и проводили другие мероприятия, а также издавали приказы, смягчающие и отменяющие эти мероприятия, я знаю, так как они обсуждались со мной.
Руденко: Вы делаете вид, что меня не поняли, и хотите уклониться от ответа. Я спрашивал, издавали ли генералы приказы о нарушениях законов и обычаев ведения войны по своей инициативе?
Кейтель: Это мне неизвестно. Я не знаю, о каких приказах идет речь, господин генерал.
Руденко: Это вам не известно?
Кейтель: Я не знаю, о каких приказах вы говорите, господин генерал. Но возможно, что это было так.
Руденко: Я только сошлюсь на один приказ. Я имею в виду приказ генерал-фельдмаршала фон Рейхенау о поведении войск на Востоке. Этот документ, господин председатель, предъявлен советским обвинением под номером СССР-12. Из этого приказа я оглашу только одну цитату: «Снабжение питанием местных жителей и военнопленных является ненужной гуманностью».
Кейтель: Я знаю этот приказ. Он был мне предъявлен во время предварительного следствия.
Руденко: Этот приказ был издан по инициативе Рейхенау, одобрен Гитлером и как образцовый разослан всем командующим фронтов?
Кейтель: Это я узнал только здесь. Этот приказ я, по-моему, ранее не читал.
Руденко: Конечно, такие приказы у вас, очевидно, считались малозначащими, ибо разве могла интересовать начальника ОКВ судьба советских военнопленных или советских граждан? Жизнь их ничего не стоила?
Кейтель: Я не имел никакого соприкосновения по служебным вопросам с командующими на фронте. С ними имел дело только командующий сухопутными силами.
Руденко: Вы здесь, давая показания Трибуналу, очень часто, а до вас это делали ваши сообщники — подсудимые Геринг и Риббентроп, говорили о Версальском договоре. Я вас спрашиваю: разве Вена, Прага, Белград, Крым до Версальского договора принадлежали Германии?
Кейтель: Нет.
Руденко: Вы заявили здесь, что в 1944 г., после изменения закона, вы получили предложение вступить в члены нацистской партии. Вы приняли это предложение, передали личные данные руководству партии, внесли вступительный взнос. Скажите, не следует ли рассматривать принятое вами предложение вступить в нацистскую партию как ваше согласие с программой партии, с ее целями и методами?
Кейтель: Я считал требование прислать мои личные данные, после того как я три с половиной года носил золотой значок партии, только формальной регистрацией и выполнил требование уплатить партийные взносы. Я сделал то и другое.
Руденко: То есть до этого формального предложения, по существу, вы себя считали нацистом?
Кейтель: Я всегда смотрел на себя, как на солдата, а не как на политического деятеля.
Руденко: Не следует ли заключить после всего этого, что здесь сказано, что вы были гитлеровским генералом не по долгу, а по убеждению?
Кейтель: Я здесь уже показал, что я был лояльным, верным и покорным солдатом своего фюрера...
Дод&*°: У меня есть только один вопрос. Утром 3 апреля, когда вы были подвергнуты прямому допросу, мы поняли из ваших слов, что 646 вы считаете, что должны принять на себя ответственность за приказы, отдававшиеся от вашего имени, — за приказы, которые вы издавали, но которые исходили от Гитлера. Когда вас допрашивали, вы сказали, что, как мы поняли вас, что вы как старый профессиональный солдат, конечно, понимали традиции и даже принципы этой профессии, которые обязывают солдата не проводить в жизнь любой приказ, который, как он считает, носит преступный характер.
Правильно ли мы вас поняли?
Кейтель: Да.
Додд: Итак, будет справедливым признать, что, согласно с обязательством, наложенным на вас присягой, вы признаете, что проводили в жизнь преступные приказы?
Кейтель: В такой форме этого нельзя сказать. Надо сказать, что государственная форма и полномочия главы государства, которыми он [Гитлер] обладал тогда, объединяли в себе законодательные полномочия, которые придавали исполнительным органам сознание того, что эти действия не являются противозаконными, если их проводила инстанция, которая обладала такими полномочиями. Я, конечно, сознавал, что совершались и такие действия, которые нельзя было согласовать с правовыми понятиями.
Додд'. Итак, я понял, что вы, зная об этом, проводили в жизнь и издавали преступные или противозаконные приказы. Это правильно?
Кейтель: Разрешите сказать, что у меня не было внутреннего убеждения, что эти приказы были преступными, так как глава правительства сам объединял в себе функции законодателя, и вследствие этого я сам не был убежден, что совершал преступные действия.
Додд: Я не хочу более тратить время на ваш допрос, но я считаю необходимым заметить, что ваш ответ не является ответом на мой вопрос.